Духи и сигареты - страница 24
Алесандр прошел пешком до Финляндского вокзала и только там сел на трамвай. Когда он вышел на конечной, рядом с проспектом Непокоренных, был уже шестой час. Алесандр спросил у прохожих, как найти дом, номер которого был написан на бумажке, и пошел в указанном направлении. Это была обычная девятиэтажка со сломанным кодовым замком в подъезде, с вонючими лестницами, неработающим лифтом, доверху набитым на каждом этаже мусоропроводом, разбитыми стеклами в узеньких окнах.
Алесандр поднялся на последний этаж, позвонил в дверь.
— Кто? — раздался хриплый мужской голос.
— Мне нужен… — Алесандр посмотрел на бумажку и прочел вслух имя режиссера, которое показалось ему знакомым — кажется, он видел его в титрах нескольких фильмов. — Я актер, мне сказали в театре, что…
Щелкнул замок, дверь приоткрылась.
— Входи, — глухо произнес голос.
Алесандр вошел в темный коридор. Пахло козьим молоком и еще чем-то… липой… да, точно, цветками липы. Тикали часы.
Шаркая ногами, старик прошел в комнату.
— Разуваться? — спросил Алесандр, заметив, что почти повсюду лежат ковры.
— Да, — ответил режиссер.
Алесандр разулся и прошел в комнату вслед за хозяином. Тот устроился в кресле и жестом предложил Алесандру сесть напротив, на высокий шоколадного цвета пуфик. Алесандр сел.
— Как тебя зовут?
— Алесандр Райшер.
— Как?
— Алесандр Райшер.
— Почему ты пришел в театр?
— Я закончил ВГИК три года назад, актерский факультет. Это моя профессия, поэтому я и пришел.
— ВГИК готовит актеров кино. А я спросил, почему ты пришел в театр?
— Потому что ролей в кино нужно ждать, а мне необходима работа уже сейчас. Я раньше играл в театре, московском — участвовал в коммерческом проекте, в мюзикле.
— В мюзикле, — передразнил режиссер интонацию Алесандра. — Что ты делал два года после учебы? Все время играл в мюзикле?
— Нет, служил в армии.
— Служил в армии? А что же не откосил — так у вас, кажется, говорят?
Алесандр прокашлялся. Давно он не проходил коллоквиума.
— Не счел нужным.
Режиссер кивнул. Судя по возрасту, он наверняка прошел войну.
— Слушай меня внимательно, Александр.
— Извините, но я не Александр, а Алесандр. Так же, как Александр, только без «к».
— Не перебивай. Никогда не перебивай режиссера. Ты придешь на репетицию завтра, в десять утра. Ты не опоздаешь. Придешь и сразу начнешь работать. Если то, что ты делаешь, мне понравится, роль твоя.
— Может, мне сейчас вам что-нибудь прочитать или спеть?
Режиссер бросил на Алесандра странный взгляд, которого тот не смог разгадать, протянул руку, взял с тумбочки какие-то бумаги, потрепанные, исписанные пометками, и положил обратно, а потом открыл стеклянный шкаф, взял другие бумаги, более новые, с печатным текстом, и подал Алесандру.
— Вот тебе пьеса, Саша.
Алесандр хотел было поправить, но махнул про себя рукой, решив на первых порах не лезть на рожон.
— Ты прочтешь ее, найдешь нужную интонацию и назавтра выучишь свою роль. Не всю, разумеется, — сколько успеешь. А чем больше успеешь, тем лучше. Твоя роль в списке действующих лиц третья сверху. Твой герой молод, и у него нет прошлого. То есть, — усмехнулся режиссер, — разумеется, оно у него есть, как и у любого человека, только он якобы ничего не помнит. Каждый из действующих лиц навязывает ему свою версию этого прошлого. Но никто не знает, что молодой человек на самом деле прекрасно помнит всю свою биографию. Просто в один прекрасный день он решил начать новую жизнь, поэтому хочет услышать от людей ту версию своего якобы прошлого, которая его устроит. — Режиссер посмотрел на Алесандра. — Но не буду рассказывать тебе слишком много. Ты обдумаешь роль и прочтешь то, что заложено между строк. Завтра ты расскажешь мне свою концепцию, а я расскажу тебе твою роль, какой она должна быть в общем контексте моего замысла спектакля. Если у тебя нет вопросов, ты свободен.
— Спасибо, что уделили мне время. Я завтра обязательно буду. До свидания.
— До свидания.
С проспекта Непокоренных Алесандр решил ехать не на Васильевский, а на Невский, в кафе.
— Как обычно, — сказал он девушке, принимающей заказ. — Или нет, лучше дайте бокал шампанского. — Алесандр положил на блюдце все свои сто тридцать рублей. — На парфе ореховое, я так полагаю, здесь не хватит.