Две невесты на одной свадьбе - страница 7

– Уолтон занимается и садом, полагаю? – Спросила Дэлит, когда барон обогнул их с Луизеттой и отдалился на приличное расстояние.

– Да. Не много у него на это времени, как видите.

– И Ваш отец хочет нанять еще человека?

– Не думаю. – Луизетта опустила голову, помолчала несколько секунд. – Наш урок окончен? Я хочу побыть одна.

И она заспешила в дом. Дэлит смотрела ученице вслед, не окликнув ее. На обед Луизетта не спустилась из своей комнаты, и Дэлит опять пришлось делить трапезу только с бароном. Сидя – снова – на месте ученицы.

За обедом-то лорд Кловис и запретил Дэлит водить Луизетту в сад.

– Да с ней это часто случается. Не желает есть с отцом. – Уолтон неодобрительно поморщился. – Раньше она хоть ради сестры выходила из комнаты, а со времени ее… поступка совсем одичала.

Она не дичает, она грустит, поправила его мысленно Дэлит. И все же, сочувствие к ученице не заглушало ее радость от прогулки в свободное утро. Луизетта отказалась выходить из своих покоев, так что Дэлит со спокойной душой напросилась вслед за Уолтоном на холм на границе владений лорда дю Приза, чтобы набрать себе немного глины – попрактиковаться. Пальцы ее скучали без работы, точно жили своей собственной жизнью и могли умолять о мало-мальски осознанном занятии. Как будто им хотелось создавать красоту, и без этого они тосковали.

Дэлит украдкой посмотрела на свою ладонь, готовая ощутить странное чувство чужеродности. Но нет. Это была ее рука, такая же, как всегда. Теплая, розовая, немного загрубевшая от работы, порой не знавшей пощады. Приятное напоминание самой себе, что ты надежная женщина, на благо или на беду.

– Я думаю, нехорошо это, – продолжал бормотать Уолтон, не оборачиваясь. Он лез в гору тяжело, но уверенно, как лесной зверь: никакого изящества. Никакого шанса сорваться. Казалось, он всю жизнь только тем и занимался, что карабкался на утесы. Тяжелый по одному только виду мешок за его спиной громыхал, однако ничуть не мешая равновесию. – Кто у нее остался кроме отца? Я еще, конечно: Луизетта мне как дочь. Но что же, я ей не по крови родня, хотя и растил, как свою…

– Сестра позабыла ее? – Дэлит перевела дух. Давно она не совершала столь длинных прогулок, тем паче в платье с корсетом. Рабочий комбинезон ее был больше приспособлен для похода за глиной, но он остался в столице – вместе с другими воспоминаниями и всем тем, что Дэлит одалживала у Гаго Праха.

– Ну как же, нет. Вон, пишет даже.

Уолтон показал пальцем пониже спины, и Дэлит сперва подумала, что дворецкий дразнит ее. Только когда они уже встали на верху холма, она заметила, что из заднего кармана Уолтона торчит мятый уголок грязной бумаги. Дэлит принялась копать, однако то и дело поглядывая на дворецкого. Стоило ему повернуться спиной, как Дэлит бил по глазам вид его добычи, нагло показывающийся ей из его кармана.

– Его лордство распорядился все послания леди Джунии жечь. Хотя какая она теперь леди?

– Так ты что же, читаешь их сам, получается?

– Бывает. – Дворецкий осклабился, явно не считая, что делает что-то предосудительное. Впрочем, Джунию он, возможно, тоже полагал своей воспитанницей. Быть может, действительно качал ее на коленях в детстве, кто знает? – Но чаще просто жгу. Что ж, думаешь, мне не больно читать, как она пала? Дурочка, прости Демиург, да и только.

Уолтон потер под глазом, то ли действительно пуская слезу, то ли изображая это, то ли просто отгоняя мошку, которых в утренние часы на холме вился целый рой. Дэлит сама потерла шею, поздно сообразив, что рука вся в глине.

Но, по крайней мере, она закончила, пока Уолтон болтал. Ведро заполнилось почти до краев, дужка резала пальцы. Когда-то на ней была деревянная ручка, но теперь от нее остался только бледный след: под давлением сотен и сотен прикосновений дерево давно раскрошилось. Дэлит намотала передник на руку, чтобы нести ведро было не так больно. Пальцы ее стосковались по глине, но не по страданиям.

Только теперь, распрямившись сама, Дэлит поняла, что делал Уолтон вместе с нею на холме. Не просто сопровождал – это она за ним увязалась, впервые исследовавшая окрестности. Уолтон сгибался и разгибался, будто кланялся чахлым кустикам, успывашим верхушку холма, точно седой пух – голову древнего старца. И скрип, сопровождавший каждое движение дворецкого, оставался на земле. Уж не его пожилые колени издавали этот металлический звук.