Эктор де Сент-Эрмин. Части вторая и третья - страница 15

— Да! — промолвил Кернош. — Перекреститесь.

Рене улыбнулся и перекрестился, добавив к этому начальные слова Апостольского символа веры: «Верую в Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли…»

— Господа, — произнес Сюркуф, — прошу вас, оставьте меня наедине с этим молодым человеком.

Все удалились: Кернош — ворча, остальные — посмеиваясь.

Оставшись один на один с Сюркуфом, Рене вновь сделался таким же спокойным и скромным, каким был прежде. Любой другой на его месте так или иначе намекнул бы на свою победу, он же спокойно ждал, когда Сюркуф заговорит с ним.

— Сударь, — с улыбой произнес Сюркуф, — я не знаю, умеете ли вы делать что-нибудь еще кроме того, что проделали у меня на глазах, но человек, способный прыгнуть на четыре фута в высоту и толкнуть одной рукой ядро весом в сорок восемь фунтов, всегда будет полезен на корабле вроде моего. Каковы ваши условия?

— Гамак на борту, питание на борту и право погибнуть во имя Франции — вот все, чего я хочу, сударь.

— Дорогой друг, — сказал Сюркуф, — в моих привычках платить за услуги, которые мне оказывают.

— Но моряк, ни разу не ходивший в плавание, моряк, не знающий своего ремесла, не может оказывать вам никаких услуг. Напротив, это вы окажете ему услугу, обучив его морскому делу.

— Моя команда получает треть от захваченной добычи; вы согласны поступить ко мне на службу на условиях, общих для лучших и худших из моих матросов?

— Нет, капитан, ибо ваши матросы, видя, что я ничего не умею и мне надо всему учиться, обвинят меня в том, что я беру деньги, которых не заработал. Через полгода, если вам угодно, мы возобновим этот разговор, а сегодня прекратим его.

— Выходит, дорогой друг, — произнес Сюркуф, — вы умеете лишь заниматься гимнастикой, словно Милон Кротонский, и метать железные ядра, словно Рем? Ну а, к примеру, охотник из вас какой?

— Охота была одной из забав моей юности, — ответил Рене.

— Будучи охотником, вы умеете стрелять из пистолета?

— Как и все.

— А фехтовать вы умеете?

— Достаточно для того, чтобы лишиться жизни.

— Ну что ж! У нас на борту есть три очень сильных стрелка и фехтовальный зал, где любой член экипажа может развлечься в свободные от вахты часы, сражаясь на шпагах или саблях. Вы будете поступать, как и все, и через три месяца сравняетесь в умении с другими.

— Надеюсь, — промолвил Рене.

— Нам остается лишь уладить вопрос с жалованьем, и мы это сделаем, но не через полгода, а сегодня за обедом, ибо, надеюсь, что вы доставите мне удовольствие и отобедаете со мной.

— О, что касается этого, капитан, то благодарю вас за оказанную мне честь.

— А покамест, не желаете взглянуть на наших стрелков из пистолета? Кернош и Блеас борются между собой за первенство, а так как силы у них примерно равны, то, сцепившись в схватке, они уже не могут расстаться.

И Сюркуф подвел Рене к другому окну.

В двадцати пяти шагах от него виднелась чугунная доска; нарисованная мелом белая линия, делившая ее надвое, служила мишенью.

Оба моряка продолжали свой поединок, не обращая никакого внимания на новых зрителей; при каждом удачном выстреле публика рукоплескала.

Не будучи первоклассными стрелками они, тем не менее, обладали заметным мастерством.

Рене аплодировал наряду с остальными.

Кернош всадил пулю точно в белую черту.

— Браво! — воскликнул Рене.

Кернош, затаивший злобу против него, молча взял пистолет из рук Блеаса и передал его Рене.

— И что, по-вашему, мне с этим делать, сударь? — спросил молодой человек.

— Ты только что показал нам свою силу, — произнес Кернош, — и, надеюсь, не откажешься показать нам свою сноровку.

— О, что касается этого, охотно, сударь. Вы оставили мне мало шансов, попав в линию, но ваша пуля, как вы, должно быть, заметили, чуточку отклонилась вправо.

— И что? — процедил Кернош.

— А то, — ответил Рене, — что я сейчас всажу свою пулю ближе к середине!

И он выстрелил так скоро, словно и не успел прицелиться.

Пуля попала точно в линию, и можно было подумать, что серебристое пятнышко, перекрывшее эту черту по обе ее стороны, измерили циркулем.

Матросы удивленно переглянулись, а Сюркуф расхохотался.

— Ну, Кернош, — обратился он к своему боцману, — что ты об этом скажешь?