Эктор де Сент-Эрмин. Части вторая и третья - страница 16

— Скажу, что это удалось случайно, но, если надо повторить…

— Повторять я не буду, — сказал Рене, — ибо то, что вы сейчас увидели, это детская игра, но готов предложить вам другую.

Оглядевшись по сторонам, он увидел на письменном столе облатки из красного сургуча, взял пять штук, выпрыгнул в сад, опершись об оконную перекладину, и приклеил все пять сургучных облаток на чугунную доску так, что они составили пятерку бубен, а затем, с той же легкостью забравшись в окно, взял пистолеты и одну за другой, пятью пулями, уничтожил все пять сургучных облаток, так что от них и следа не осталось на доске.

Затем он подал пистолет Керношу и промолвил:

— Теперь ваш черед.

Кернош покачал головой.

— Спасибо, — сказал он, — но я добрый бретонец и добрый христианин; здесь замешан дьявол, и я в этом больше не участвую.

— Ты прав, Кернош, — произнес Сюркуф, — и, чтобы дьявол не сыграл с нами злой шутки, мы прихватим его с собой на борт «Призрака».

С этими словами он открыл дверь соседней комнаты, где находился судовой фехтмейстер, ибо Сюркуф, будучи искусным во всех физических упражнениях, хотел, чтобы все его моряки были такими же ловкими, как и он сам, и причислил к своему экипажу фехтмейстера, дававшему матросам уроки фехтования на шпагах и эспадронах.

Как раз в это время там проходило состязание.

С минуту Сюркуф и Рене наблюдали за происходящим.

Затем Сюркуф поинтересовался мнением Рене относительно удара, который, на его взгляд, был плохо отбит.

— Такой выпад, — ответил молодой человек, — я бы парировал квартой и отбил прямым ударом.

— Сударь, — произнес фехтмейстер, покручивая ус, — да ведь тем самым вы дали бы возможность проткнуть вас, словно дрозда!

— Вероятно, сударь, — ответил Рене, — но лишь в том случае, если я буду чересчур медлителен при защите и ответном ударе.

— Этот господин желает, чтобы ему преподали урок? — засмеялся фехтмейстер, обращаясь к Сюркуфу.

— Берегитесь, дорогой метр Стальная Рука, — ответил ему Сюркуф, — как бы этот господин не преподал вам урок. Два таких он уже преподал по пути сюда, и, право, если ваш ученик одолжит ему свою рапиру, третий урок незамедлительно достанется вам.

— Эй, Быкобой, — крикнул фехтмейстер, — передай-ка свою рапиру этому господину, который сейчас попытается осуществить тот совет, какой он тебе только что дал.

— Ничего такого вы не увидите, господин Быкобой, — сказал в ответ Рене, — ведь наносить удар фехтмейстеру невежливо, и потому я ограничусь парированием.

И, взяв рапиру из рук ученика, Рене с совершенно особым изяществом приветствовал, как полагается, соперника и занял положение к бою.

И тогда началась любопытная битва с участием метра Стальная Рука, тщетно призывавшего на помощь себе все средства своего мастерства. Рене неизменно отводил от себя клинок, используя лишь четыре основных приема защиты и не соблаговоляя наносить ответные удары. Впрочем, метр Стальная Рука заслуживал свое звание: за четверть часа он исчерпал весь запас фехтовального искусства: обманные движения, прямые удары, нажимы на клинок противника; он усложнял даже самые сложные удары, но все было напрасно: пуговка его рапиры постоянно уходила то влево, то вправо от корпуса молодого человека.

Видя, что метр Стальная Рука не намерен просить пощады, Рене исполнил прощальное приветствие, выказывая при этом точно такое же изящество, с каким он приветствовал своего противника, и, провожденный до входной двери Сюркуфом, дал обещание прибыть точно ко времени обеда, то есть к трем часам пополудни.

В тот же день, в три часа пополудни, Рене вошел в гостиную капитана, где, занятая игрой с двухлетним ребенком, его ожидала г-жа Сюркуф.

— Простите, сударь, — сказала она, — но Сюркуф, задержанный неожиданным делом, не смог прийти ровно в три часа, чтобы подольше побеседовать с вами, как намеревался; он поручил мне радушно принимать вас в ожидании его прихода, так что будьте снисходительны к бедной провинциалке.

— Сударыня, — ответил ей Рене, — мне было известно, что господин Сюркуф вот уже три года имеет счастье быть мужем очаровательной женщины; однако до этого часа я не надеялся быть представленной ей, если бы звание простого матроса — при условии, разумеется, что господин Сюркуф соблаговолит пожаловать мне это звание, — не превратило мое желание в бестактный поступок. Прежде я восхищался его храбростью, сударыня, а сегодня восхищаюсь его самоотверженностью. Никто не оплатил свой долг родине исправнее, чем господин Сюркуф. Хотя от него многого можно было ждать, Франция ничего больше не могла от него требовать, и, повторяю, чтобы покинуть этого прелестного ребенка, обнять которого я прошу позволения, а главное, чтобы покинуть его мать, нужно нечто большее, чем храбрость, нужна самоотверженность.