Эктор де Сент-Эрмин. Части вторая и третья - страница 27

— Отыщите мне гитару или скрипку, и я погляжу, не вспомнится ли мне мое прежнее бродячее ремесло.

Чтобы добыть гитару в испанском селении, надо лишь протянуть руку; на другой день у Рене было на выбор десять скрипок и такое же количество гитар; молодой человек взял одну, не глядя, и по первому звуку, который он извлек из нее, все распознали руку мастера. На следующий день к оркестру присоединились дудка и барабан, которые по вечерам играли вечернюю зорю, а теперь, под управлением Рене, поддерживали своими пронзительными нотами и рокотом испанский инструмент.

Но порой случалось, что Рене забывал о танце и танцорах и, охваченный воспоминаниями, предавался каким-то грустным импровизациям; в такой момент танец останавливался, все стихали и, приложив палец к губам, собирались вокруг молодого человека; мелодия длилась какое-то время, а когда она прекращалась, Сюркуф говорил вполголоса:

— Моя жена была права, здесь не обошлось без любовной печали.

Однажды утром Рене разбудила боевая тревога: на широте островов Зеленого Мыса, примерно в двух или трех льё в море, был замечен корабль, который очертанием парусов выдавал свое английское происхождение. Услышав крики: «Парус!», Сюркуф выскочил на палубу и дал приказ сняться с якоря. Спустя десять минут, под облаком парусов, которое расширялось с каждым мгновением, и под звуки боевой тревоги корабль вышел в море и взял курс на английское судно. Через несколько минут появился, в свой черед, Рене с карабином в руке и двуствольными пистолетами за поясом.

— Ну что ж, — сказал Сюркуф, — похоже, нам предстоит немного повеселиться.

— Наконец-то! — промолвил Рене.

— Вы явно желаете принять в этом участие?

— Да, но мне хотелось бы, чтобы вы указали мне место, где я никому не буду мешать.

— Хорошо! Держитесь подле меня, и каждый из нас будет иметь по матросу, чтобы перезаряжать нам ружья.

— Бамбу! — крикнул Сюркуф.

Негр тотчас же подбежал к нему.

— Ступай и принеси мне Громовой.

Громобоем называлось одно из ружей Сюркуфа; другое именовалось Весельчак.

— И заодно принеси ружье господину Рене, — добавил капитан.

— Не стоит, — сказал Рене, — у меня четыре смерти за поясом и еще одна в руках; для всякого, кто трудится по собственной охоте, этого, полагаю, вполне достаточно.

— Что поделывает англичанин, Блеас? — заряжая ружье, спросил Сюркуф своего старшего помощника, который находился на гакаборте и в подзорную трубу наблюдал за движением английского корабля.

— Меняет галс и пытается уйти от нас, капитан, — ответил молодой офицер.

— Мы выигрываем у него в скорости? — поинтересовался Сюркуф.

— Если и выигрываем, то настолько незначительно, что я этого не вижу.

— Эй, вы там! — крикнул Сюркуф. — Пускайте в ход брамсели и лисели, и пусть на «Призраке» не останется ни одного лоскута парусины размером с носовой платок, который не наполнился бы ветром!

Изящно наклонившись и расширив дугу пены, которую оставляла за собой его подводная часть, «Призрак» тем самым дал знать, что, подобно породистой лошади, он ощутил, как пришпорил его хозяин. Англичанин, в свой черед, распустил все паруса, но после этого лишь еще лучше стало заметно преимущество, которое имел над ним корсар.

Сюркуф приказал выстрелить из пушки, призывая тем самым корабль обозначить свою национальную принадлежность, и одновременно поднял трехцветный французский флаг. Английский флаг в свой черед зареял в воздухе; затем, когда оба корабля были уже на расстоянии не более половины пушечного выстрела, англичанин внезапно открыл огонь из двух своих кормовых орудий в надежде срубить мачты корсару или нанести ему какой-либо урон, способный замедлить его ход; но залп этот причинил лишь незначительный ущерб судну и ранил всего двух человек. Следующий бортовой залп сопровождался зловещим и странным свистом, который Рене, еще плохо разбиравшийся в орудиях разрушения, не знал чему приписать.

— Что за дьявол пронесся у нас над головой? — спросил он.

— Мой юный друг, — с тем же спокойствием, с каким был задан вопрос, ответил Сюркуф, — это были цепные ядра. Вам ведь знаком роман господина де Лакло?