Этаж-42 - страница 13
Непонятным человеком был старик Шустер. Возможно, сочувствовал им, испытывал жалость и даже хотел как-то помочь в беде. Во время перевязок он с бесхитростной деловитостью и обстоятельностью пересказывал им сообщения имперского радио, обрисовывал события на Восточном фронте: столько-то взято в плен русских солдат, а под Львовом немецкие танкисты разбили отборные бронированные колонны врага. Русские — молодцы, фюрер отдает должное стойкости красных, но, к сожалению, существуют жестокие законы войны, когда сила ломает силу, и тут уж ничего не поделаешь.
— Куда же теперь нас? — спрашивал Звагина Алексей, будто от этого молчаливого, сдержанного человека зависели его жизнь и его спасение. Участник гражданской, один из строителей Днепрогэса и Харьковского тракторного, инженер Звагин казался Алексею несгибаемым, умеющим все предвидеть, все понять. Только он мог найти выход из создавшегося положения.
— Шустеры, видимо, получили указание сверху, — глухо говорил Звагин. — О нас знают больше, чем мы думаем. И бесспорно, наша жизнь им не безразлична.
Найда знал, что Звагин был инженером-фортификатором с мировым именем, его работы по истории военно-инженерного дела изучались военными академиями всего мира. Шустер-младший мог сообщить начальству, кто попал в его руки, и теперь ожидал окончательного решения.
Пятый день Звагин и Найда в клинике Шустера: перевязки, осмотры, чистое белье, шум на улице и бесконечные радиосводки имперской ставки: «Доблестная дивизия генерала Дицмана овладела… После тяжелых боев гренадеры Фельдштейна ворвались в Барановичи… Немецкая армия выполняет историческую миссию…»
— Нужно что-то делать! — с растерянным видом говорил Алексей Звагину, который с гипсовой глыбой на ноге лежал в мрачной полудреме.
— Бежать, — сказал Звагин.
— С вашей-то ногой?
— Моя нога… действительно никуда… Вот и получается… — Звагин понизил голос до шепота, — что тебе одному… Иначе погибнем оба…
— Вас не брошу, — твердо заявил Найда.
— Должен, Алеша… Передам тебе кое-что… Запомни…
Найда не соглашался. Надо искать людей. Есть же тут порядочные немцы. Они помогут, спасут, сообщат, куда можно эвакуироваться.
Смешное, неуместное слово «эвакуироваться» даже слегка развеселило инженера. Он ответил с горькой шутливостью, что для эвакуации нужны плацкартные билеты, а где их раздобудешь в военное время!
Минутами Звагину становилось лучше, и тогда он пытался ободрить своего водителя. Рассказывал разные истории из своего прошлого, говорил о книгах любимых писателей, особенно о Жюле Верне.
— Если попадешь домой, обязательно прочти его «Таинственный остров». Славный был этот Жюль Верн. Верил в добро и подсказывал людям, как за него бороться.
Шутки шутками, а положение становилось все серьезнее. Немцы следили за своими пленниками, глаз с них не спускали. Установили круглосуточный пост у двери палаты. Алексея всего передергивало, когда появлялась нагло усмехавшаяся физиономия в полицейской фуражке. Немец спрашивал, не требуется ли чего-нибудь «русским пленным», не позвать ли сестру милосердия или доктора.
— Мы — не плен-ны-е! — кричал ему в лицо Найда. — Мы — представители посольства… Вы за все ответите…
— О, слушаюсь! Посольство! Дипломаты! — хитро ухмылялся пожилой, с виду вполне добропорядочный немец в халате санитара и грубых, ярко начищенных сапогах. — Аллес гут! Аллес гут!
Рука у Алексея тем временем почти зажила, для таких, как он, в эту военную пору место было не в больничной палате. Найда понимал, что они в плену и не вольны распоряжаться собой.
Доктор Шустер по-прежнему был любезен, не упускал случая поболтать со своими «пациентами», радовался, что его понимали и что иной раз Алексей даже мог ввернуть одно-два словечка по-немецки.
Звагин при нем едва сдерживался и, только Шустер оставлял палату, выливал перед Алексеем всю свою горечь:
— Такие вот породили Гитлера, все эти купчики, торговцы. Они ради лишнего пфеннига готовы на любую подлость. Потенциальные преступники. А его сын — стопроцентный фашист. Вчера во время перевязки папаша похвастался, что Вилли принят в СС и на днях его назначают начальником охраны местного лагеря. — Звагин поднял голову: — Беги, Алексей! Поздно будет!