Этика Нового Завета - страница 67

. Совокупный эффект этих учений таков: Церковь изображается как община, в которой люди могут обрести безопасность и действовать с нравственной уверенностью. Граница между инсайдерами и аутсайдерами прочерчена четко, и инсайдерам дано знать тайны Царства Небесного. Воля Божья ясно открыта в учении и примере Иисуса, от Церкви же ожидается исполнение всех Его заповедей до скончания века.

Евангелие от Луки и Деяния Апостолов - две части грандиозного литературного замысла, в ходе исполнения которого Лука величественно и пространно повествует об истории спасения. Он создает своего рода эпос о том, как Бог принес людям

избавление через Иисуса Христа. Этот эпос раскрывает Церкви ее место в человеческой истории, особенно истории промысла Бога о народе Его Израиле[1]. Двухчастность композиции позволяет автору[2] представить возникновение Церкви как естественное и необходимое следствие служения Иисуса. Лука сам говорит о взаимосвязи между двумя частями своего произведения следующее:

Первую книгу я написал обо всем, Феофил, что начал Иисус делать и чему учить до того дня, когда - дав через Духа Святого повеления апостолам, которых Он избрал, - был вознесен (Деян 1:1-2).

Обратите внимание на построение фразы: судя по всему, речь идет о том, что Евангелие от Луки повествует лишь о начале дел Иисуса, - избранные же и наставленные Иисусом апостолы продолжают его дела под водительством Святого Духа во второй книге.

Хотя Лука пользовался Марком, его стиль и подход глубоко своеобразны. Перейти от Марка к Луке - словно перейти от «Беовульфа» к Мильтону. Подобно «Беовульфу», Марк погружает нас в сумрачную атмосферу, чью холодную страсть мы можем воспринять лишь отчасти, словно через тусклое стекло. Лука же изображает хорошо освещенный цивилизованный мир, наполненный социальными и литературными нормами классической античности. Ему удалось придать рассказу об Иисусе вид более респектабельный, а также более приемлемый для образованной части эллинистической ойкумены.

В своем прологе к Евангелию Лука сообщает, что собирается рассказать все «по порядку» (kathexes).

Поскольку уже многие взялись за составление повествования о совершившихся среди нас событиях, как передали нам те, кому от начала довелось быть очевидцами и служителями Слова, - решил и я, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, превосходнейший Феофил, чтобы ты узнал истину о вещах, в которых был наставлен (Лк 1:1-4).

Речь не просто о том, что Лука хочет быть исторически точным. Он желает создать добротное повествование, построенное так, чтобы читатель постиг стройность божественного замысла в истории[3]. Словом «истина» (ст. 4) здесь переведено греческое asphaleia («прочность», «нешаткость», «безопасность»; от него происходит наше слово «асфальт»). Иначе говоря, евангелист стремится убедить читателей в надежности полученного ими наставления. Двухчастный рассказ Луки вселяет в «Феофила»[4] уверенность в такой надежности и призывает его прославить Бога, как Его прославляют многие персонажи повествования.

На неизменность божественного замысла указывают прежде всего глубокие аналогии между Ветхим Заветом и повествованием евангелиста. Лука подходит к вопросу более тонко, чем Матфей, который сосредоточивает внимание на исполнении пророческих предсказаний. Например, бросается в глаза язык Евангелия: Лука сознательно перенимает дикцию Септуагинты, особенно в рассказе о Рождестве (Лк 1-2). Как отмечает Нильс Даль, подражание библейскому стилю содержит важный намек: Лука пишет «продолжение библейской истории»[5]. Многочисленные аллюзии на Ветхий Завет мы находим и в сюжете. Например, тот же рассказ о Рождестве перекликается с ветхозаветными историями Сарры и Авраама (Быт 17-18), а также Анны (1 Цар l-2)[6]. Эти тексты прямо не цитируются, но всякий читатель, знакомый с Ветхим Заветом, без труда распознает наличие в евангельском повествовании соответствующих мотивов[7].

Более существенный момент: Лука изображает события, окружающие жизнь Иисуса, как исполнение божественных