Фарсаны УС № 1-3, 1965 - страница 6

— Что это? — спросил Кашин. — Почему такая скорбь?

— Это лишь начало дневника, — сказал Хрусталев. — Не весь он написан в таких трагических тонах. В нем много и ликующих красок и звуков… А теперь наберитесь терпения и слушайте.

***

…Глаза Сэнди-Ски… Я лишь мельком взглянул, лишь на мгновение проник в их глубину. И они мне почему-то не понравились, что-то чуждое отразилось в них. В чем дело? Я не мог дать ясного ответа.

Встревоженный встал с кресла.

— Что с тобой, Тонри? — спросил Сэнди-Ски.

В его словах было неподдельное участие. Да, с таким участием мог спросить только мой друг Сэнди-Ски. И все же мне не хотелось остаться сейчас наедине с ним.

— Видимо, устал, Сэнди, — проговорил я как можно спокойнее. — Я же не отдыхал после торможения. Пойду к себе.

— Конечно, отдохни.

Я вышел и попал в соседнюю рубку — рубку управления. Члены экипажа уже приступили к своим обязанностям. Над приборами пульта управления склонилась тонкая и длинная фигура пилота Али-Ана. Рядом у клавиатуры главного электронного мозга возился аккуратный и трудолюбивый, как муравей, бортинженер Рогус. Он взглянул на меня и улыбнулся.

У меня не было желания с кем либо разговаривать, и я постарался поскорее уйти в кают-компанию. Там никого не было. Спустился по лестнице в коридор, по обеим сторонам которого расположены чаши-каюты — святая святых каждого участника экспедиции. По нашим обычаям в каюту никто не заходил без особого приглашения хозяина, никто не мешал заниматься научной работой, отдыхать, слушать музыку, читать… Вместе собирались лишь в кают-компании.

Я закрылся в своей каюте и сел за клавишный столик. Что меня, собственно, встревожило? — спрашивал я себя. — Глаза Сэнди-Ски? Но я их и не рассмотрел как следует. Но вот Рогус… Минуту назад, когда я проходил через рубку управления, Рогус обернулся и посмотрел на меня. На его некрасивом лице появилась обычная по-детски бесхитростная улыбка. Но сейчас, вспоминая эту улыбку, я подумал, что она не такая уж простая и бесхитростная. На какой то миг в ней проскользнуло что то наглое и торжествующее.

“Неужели?..” — обожгло вдруг страшное подозрение.

Я встал и начал ходить из угла в угол. Какая чепуха! — говорил я себе. — Какая нелепая мысль! Как они могли появиться на корабле? Вздор! Просто в последнее время расшалились нервы, и мне стала мерещиться всякая чертовщина.

Снова сел за клавишный столик и, чтобы успокоиться, решил продолжать труд о це­феидах. Но работа не клеилась. Это было вчера. А сегодня еще раз попытался, но безуспешно. И вот вместо научного труда на новом кристалле я пишу сейчас этот странный днев­ник-самоанализ.

В каюте раздался трехкратный мелодичный звон. Я взглянул на часы. Через полтора часа начнутся на корабле новые сутки. Через полтора часа спать… А сейчас по традиции все члены экипажа собираются в кают-компании. Мой помощник Али-Ан сделает доклад о событиях прошедшего дня. После этого все станут высказывать свои мнения, строить планы на следующий день. А под конец Лари-Ла будет рассказывать свои забавные, веселые истории.

Мне всегда нравились эти вечера в кают-компании. Но сегодня, впервые за много лет мезкзвездного полета, не хотелось идти туда. Но идти надо…

…Сейчас члены экипажа спят. Один лишь я нарушаю режим. Вернувшись из кают-компании, снова сел за клавишный столик, чтобы записать все, что там произошло сегодня вече­ром.

Когда я вошел в кают-компанию, все уже сидели в креслах.

— Как самочувствие, капитан? — послышались участливые голоса.

Я успокоил всех, сказав, что отдохнул хорошо и что самочувствие, как всегда, отличное.

— Начинайте доклад, — обратился я к Али-Ану.

Али-Ан встал, вышел на середину каюты и с минуту молчал, собираясь с мыслями. Я уважал этого поразительно хладнокровного пилота, умного и волевого. Высокий и стройный, он был бы красив, если бы не сухое и несколько надменное выражение лица. В противоположность Лари-Ла и Сэнди-Ски, он был постоянно строг и серьезен Лишь изредка на его бледных губах появлялась тонкая улыбка, острая, как клинок. И вообще Али-Ан сух, холоден и логичен, как учебник геометрии. Никаких эксцентричностей, никаких причуд, как у Сэнди-Ски. Но и взлетов никаких. “Именно такие, как Али-Ан, были лучшими образцами для молодчиков Вир-Ви­а­на”, — подумалось мне. Но я отогнал эту вздорную мысль.