Фотоаппарат - страница 23

26) Я торопливо протрусил по коридору и чуть ли не бегом добрался до звонившего телефона. Но звонили не нам, а прежним жильцам. В комнату сквозь тюлевые занавески пробивался серый свет. Я повесил трубку своего старенького аппарата, в задумчивости обогнул письменный стол и остановился у окна. Шел дождь. На улице было мокро, тротуары потемнели. Подъезжали машины. Те, что припарковались раньше, покрылись каплями дождя. Люди поспешно перебегали улицу, входили и выходили из нового многоэтажного здания, где расположилась почта. Мое окно начинало понемногу запотевать. Сквозь помутневшее стекло я смотрел на прохожих, опускавших письма. Под дождем они все были похожи на заговорщиков: останавливались у почтового ящика, вынимали из-за пазухи конверт и торопливо, чтобы не замочить, совали его в щель, прикрываясь от дождя поднятым воротником пальто. Я приблизил лицо к окну и глянул сквозь стекло — мне вдруг показалось, что все эти люди находятся в аквариуме. Может быть, им там не по себе? Аквариум медленно заполнялся.

27) Я сидел на кровати, обхватив голову руками (вечно эти театральные позы), и думал о том, что людей, кажется, не пугает дождь: лишь некоторые, только что вышедшие из парикмахерской, остерегались его, но никто не боялся, что он уже никогда не перестанет и уничтожит, смоет все. Один я в замешательстве стоял у окна, оторопев от того, что происходило у меня перед глазами — от дождя, движения людей и машин: я вдруг испугался непогоды, хотя на самом деле меня, который уж раз, ужаснуло течение времени.

28) Стол, накрытый белой клеенкой, кухонная мебель, ящики, полочки, окно, подоконник. Я не узнавал ни раковины, ни посуды, ни плиты. Пол потемнел, линолеум кое-где отклеился. К стене прислонены две метелки. Я разглядывал все это и не решался войти. Стоял в проеме двери и чувствовал себя так, словно явился в какое-то незнакомое место. Кто эти люди? Что они делают у меня дома?

29) Не обращая на меня ни малейшего внимания, поляки продолжали беседовать между собой. Вид у них был безмятежный и сосредоточенный. Взгляды устремлены на бесформенную головоногую массу, распластанную на деревянной разделочной доске. Кабровинский водил острием своего ножика то там, то сям, обрабатывая очередной бугорок. Осьминог был почти полностью очищен. Сероватая, закатанная, как носки, кожица теперь покрывала только концы хватательных щупальцев. Щупальца тянулись во всех направлениях: они извивались в раковине, изгибались, повторяя ее форму, скрещивались, а иногда и переплетались. Самые длинные свисали кое-где в пустоту. Кабровинский отложил нож и, обернувшись ко мне, сообщил, что он уже почти набил руку. По его мнению, хоть в раковине и оставалось еще пять спутанных осьминогов, ему понадобится не больше четверти часа, чтобы покончить с ними. Вот и славно, вот и славно, — думал я, роясь в карманах в поисках сигарет. Они остались в спальне.

30) В ходе состоявшегося обсуждения, — сказал бы посол, — были выработаны предложения, сделаны выводы и приняты программы действий. Эти программы, доработанные с учетом поступивших предложений, нацелены на ускоренное претворение в жизнь постановлений предыдущего заседания путем выявления направлений предварительного анализа. В этих постановлениях в то же время заложены призывы к участникам заседания строже подходить к выбору направлений исследований для ускорения реализации разработанных программ, призванных внедрить предложения, способствующие более эффективному использованию мощностей. Учитывая всеобщую заинтересованность в успешной реализации постановлений, участники заседания пришли к выводу о необходимости объединения усилий в подотчетных областях, сплоченности и согласованности действий. И даже более того. Речь идет (как выразился сам председательствующий) о преумножении всеобщих усилий в целях реализации основных целей. У вас есть салатница? — спросил Кабровинский. Простите, не понял. Салатница, — повторил он, очертив в воздухе примерные контуры салатницы.

31) Слегка нагнувшись, Кабровинский с нежностью сдвигал тоненькие кружочки осьминожьей тушки с наклоненной доски в подставленную посудину. Ему пришлось пооткрывать все шкафы, переставить все кастрюли, вытащить все кувшины, тазы, дуршлаги и кухонный комбайн, прежде чем он обнаружил в каком-то шкафу зеленоватую вазу для фруктов в скрипучем прозрачном пакете. Ковальсказинский Жан-Мари тоже искал, но с меньшим энтузиазмом: он ограничился тем, что обошел кухню, внимательно глядя вокруг. Осьминог был полностью нарезан: туловище — лепестками, щупальца — кружочками, и превратился в движущуюся груду, которую Кабровинский при помощи своего ножика ссыпал в подставленный сосуд. Покончив с этой операцией, он подцепил в раковине второго осьминога, поднял его высоко над нашими головами, и с легкостью, согнув немного ноги в коленях, подкручивающим движением метнул на доску. Прошло уже несколько минут, как я понял, что вот-вот уйду с кухни (я стал немного замерзать).