Фотоаппарат - страница 33
53) Когда Эдмондссон ближе к вечеру вернулась в номер, я смотрел в окно. Она села на кровать и сняла туфли. Наклонившись вперед, она рассказала мне, что обнаружила в Галерее Академии три волшебных картины Себастьяно дель Пьомбо, в очень темных тонах, потом, продолжая массировать себе ноги, она спросила, что я думаю об этом художнике. Через некоторое время, когда она повторила свой вопрос, я сказал ей, что мне больше не хочется рассуждать о живописи. Эдмондссон поднялась, не настаивая на продолжении разговора. Она сняла платье и стали искать в чемодане спортивную юбку. Я добавил, что играть в теннис мне тоже больше не хочется. Эдмондссон опять надела платье и назвала меня занудой (кстати, у меня и шортов нет, сказал я).
54) Мы вышли из гостиницы незадолго до ужина. Эдмондссон взяла меня за руку, и мы не спеша бродили по улицам, останавливаясь, чтобы прочесть афиши, в которых говорилось о концертах и спектаклях, объявления, оповещающие о чьей-либо кончине. Одно из них, белый листок с черной каймой, сухо сообщало о смерти юноши двадцати трех лет. Я сорвал это объявление.
55) Мы продолжали прогулку. Эдмондссон смотрела на меня как-то странно, и ее взгляд меня раздражал. Я мягко попросил ее не смотреть на меня, и несколько минут чувствовал себя лучше. Мы останавливались перед витринами магазинов. Задержались перед ювелирным, зашли в кафе. Стены были украшены деревянными панелями. В темном зале на бархатных стульях восседали старые дамы, они ели длинными ложечками мороженое с ликером, пили чай и шоколад. Говорили они шепотом. Эдмондссон открыла передо мной. Я не хотел ни пить, ни есть. Официантка ждала у стола. Ее присутствие меня тяготило, и я заказал «белоснежку» — просто, чтобы от нее отделаться.
56) Я смотрел, как тает «белоснежка». Я смотрел, как незаметно тает ванильное мороженое под слоем горячего шоколада. Я смотрел на шарик, который еще мгновение назад был совершенно круглым, а теперь медленно растекался симметричными бело-коричневыми струйками. Я замер на месте и следил за их движением, не отрывая взгляда от блюдца. Я не шевелился. Опершись руками о стол, я изо всех сил старался как можно дольше сохранять неподвижность, но все равно ощущал, что и в моем теле тоже происходит похожее движение.
57) Мы вышли из кафе и вернулись в гостиницу. Я засунул руки в карманы пальто и шагал, опустив голову, вдавливая ноги в мостовую, чтобы город ушел под воду. Каждый раз, спускаясь по лестнице, я незаметно спрыгивал с последней ступеньки на обе ноги и предлагал Эдмондссон, которая спускалась за мной, делать то же самое. Поскольку город погружается на тридцать сантиметров за тысячелетие, объяснял я, то есть на три миллиметра в год, то есть на ноль запятая ноль ноль восемьдесят два миллиметра в день, то есть на ноль запятая ноль ноль ноль ноль ноль ноль один миллиметра в секунду, а значит, есть надежда, что хорошенько нажимая на мостовую при ходьбе, нам удастся внести свою лепту в затопление города.
58) Мы сбились с дороги. Заблудились в городе. Эдмондссон ждала меня в центре маленькой площади, а я бродил вокруг, углубляясь в каждую из отходящих от нее улочек, чтобы найти какое-нибудь знакомое место. Безуспешно. Устав от этой бесконечной прогулки (а солнце уже садилось), мы решили возвращаться на вапоретто. Пока Эдмондссон покупала билеты в павильоне станции, я подошел посмотреть на висевший на стене план города. Дама сбоку от меня водила рукой по карте, ее указательный палец медленно двигался по одной из улиц. Я злился, из-за нее мне было ничего не видно. Я легонько постучал ее по руке.
59) Мы поужинали в ресторане неподалеку от гостиницы. Вернувшись в комнату, я лег на кровать, не снимая пальто. Заложив одну руку за голову, я неспешно курил. Я смотрел в потолок. Эдмондссон сидела напротив меня. Несколько раз мы пытались продолжить разговор, который вели за ужином, но беседа не клеилась. В ресторане, когда Эдмондссон сказала, что надо бы заказать билеты, я ответил, что это ни к чему. Мне не хочется возвращаться в Париж. Нет, и все (я был непреклонен).