Французская военная миссия в России в годы Первой мировой войны - страница 48

. Справедливым можно назвать мнение историка Г. Ивановой относительно политической ориентации Садуля в 1917 — начале 1918 гг .: «он рассматривал революционные события в России сквозь призму интересов Франции, Антанты»[421]. Это кажется естественным: в годы Первой мировой войны французские социалисты были инкорпорированы во власть и поддерживали компромисс с соперниками по политическому процессу[422]. Сам Садуль, в отличие от многих своих соотечественников более лояльный к большевикам, оставался проводником политики своего государства, заинтересованного в продолжении Россией войны против Центральных держав, а также в утверждении доминирующего французского влияния в советском правительстве, о чем красноречиво свидетельствуют его дневниковые записи: «Словом, мы должны занять позицию, изобретенную немцами, которые до войны были связаны с административными и промышленными делами России. Ее суть в том, чтобы предоставить русским весь «фасад» <…> и управлять машиной из-за кулис, неприметно…»[423], «…создать глубоко демократическое, жизнеспособное русское государство, противостоящее германскому милитаризму…»[424]. Можно сказать, что на первом этапе работы «политических медиаторов» стояла задача оценки совершенных и предстоящих социально-политических преобразований большевиков сообразно трендам развития западных демократий. Они полагали себя корифеями в деле республиканского управления и создания основ демократического общества, и, как военная Миссия в военном отношении, так они в политическом, стремились влиять на новое руководство страны в надежде на скорые трансформации, благоприятные интересам их стран. Прежде всего, в интересах восстановления боеспособного фронта.

В современной российской историографии отмечается, что после переговоров в Брест-Литовске, вследствие непримиримой позиции правительства Франции и Великобритании обрекали свой дипломатический аппарат в России на изоляцию. В этой ситуации большую роль сыграли «неофициальные агенты» великих держав, которые могли действовать по своей личной инициативе, не облечённые официальным статусом какой-либо структуры. Так, например, Роберт Локкарт красноречиво называл себя «человеком без политической окраски»[425]. О полулегальном положении свидетельствует и отношение к ним «официальных» соотечественников: Садуль постоянно был гоним многими представителями французской Миссии, относившимися к нему с глубоким подозрением. Вместе с тем, нельзя сказать, что эти агенты никак не управлялись. Так, генерал Лавернь докладывал: «… капитан Садуль стремился направить своих друзей в Советах к созданию правительства сплочения, включающего, по крайней мере, левых эсеров. Г-н посол поручил мне сказать Садулю, чтобы он прекратил всякую активность в этом направлении под угрозой немедленной отсылки во Францию. Он немедленно подчинился этому приказу»[426]. Описываемый эпизод хронологически можно отнести ко времени марта-октября 1918 года, по всей видимости, столь строгий приказ был вызван стремлением французских дипломатов «уберечь» левых эсеров от кооперации с большевиками для дальнейшего использования их в качестве антибольшевистской силы. Что касается оценки его эффективности верхами Третьей Республики, то создаётся впечатление, что они не нуждались в идеях Садуля. Для руководства он был лишь одним из числа многочисленных информаторов.

Можно сказать, что социалистическая карта не стала в руках союзников кардинально новым решением проблемы взаимодействия с большевиками. Французские социалисты пропагандировали свою прежнюю политику в отношении России, настаивая на интенсификации военных действий против Германии, что было враждебно политическому курсу и воззрениям большевистских лидеров. Оценку их деятельности дал В.И. Ленин в «Письме к американским рабочим»: «…капитан Садуль, на словах сочувствовавший большевикам, на деле служивший верой и правдой французскому империализму»[427]. Жак Садуль был креатурой министра вооружений Альбера Тома, который, в свою очередь, не только активизировал начинания относительно фабрикации улик о большевиках, как немецких агентах, но и поддерживал антисоветские диверсионные операции в России. Борис Савинков, уже будучи арестованным, давал чекистам показания, что перед восстанием в Ярославле Альбера Тома направил к нему «своего человека» — Шарля Дюма, депутата города Парижа. Дюма был в натянутых отношениях как с послом Нулансом, так и с военной Миссией,