Французская военная миссия в России в годы Первой мировой войны - страница 49
. Жак Садуль был креатурой министра вооружений Альбера Тома, который, в свою очередь, не только активизировал начинания относительно фабрикации улик о большевиках, как немецких агентах, но и поддерживал антисоветские диверсионные операции в России. Борис Савинков, уже будучи арестованным, давал чекистам показания, что перед восстанием в Ярославле Альбера Тома направил к нему «своего человека» — Шарля Дюма, депутата города Парижа. Дюма был в натянутых отношениях как с послом Нулансом, так и с военной Миссией, «он все время настаивал на … взрывах железнодорожных мостов, поездов со снарядами и т. д. Но, так как, будучи глубоко штатским человеком, он обо всем этом сам имел весьма смутное понятие…»[428]. Что же касается судьбы Жака Садуля — летом 1918 года он гласно перейдет на сторону большевиков. В «Записках о большевистской революции» Садуль утверждал, что регулярно беседовал с Лениным и Троцким, в особенности с Троцким, который в 1925 году вспоминал о своем французском визави как о человеке, который отличался стремлением добросовестно разобраться в том, что происходит вокруг и отмечал эволюцию его политических взглядов[429]. Вместе с тем, отметим, что вопрос искренности большевизма Садуля на сегодняшний день рассматривается как спорный. Учитывая ту особенность, что на протяжении 1919–1920 гг. Садуль нелегально (под видом военнопленного) приезжал во Францию и оккупированные зоны Германии для пропаганды большевизма, организации агитационно-пропагандистских школ и поддержки забастовок, что фиксировалось сотрудниками 2 Бюро без последствий для самого Садуля[430], можно предположить, что его деятельность «на службе большевиков» на самом деле строилась во взаимодействии со спецслужбами Франции.
§ 3.3. Французская военная миссия и создание Красной Армии
За сотрудничество с большевиками высказывались, прежде всего, военные, как члены французской Миссии, так и высокопоставленные военачальники в Париже, например Ф. Фош: «Мы в первую очередь должны найти возможность поддержать большевиков в их попытках оказать сопротивление Германии»[431]. Проблема восстановления Восточного фронта, помимо проекта создания «национальных армий» вызвала к жизни и другую инициативу: возможность организации Красной армии с привлечением военных специалистов Франции. Переговорный процесс с подачи Троцкого[432] начался в первой половине марта 1918 г. В нем принимали участие генерал Лавернь и капитан Садуль, причём Лавернь ставил позитивный результат переговоров целиком и полностью в заслугу Садулю, ловко сумевшему сыграть на комплексе противоречий и страхов в большевистском руководстве. 20 марта 1918 года устные договорённости получили официальное подтверждение: Лавернь получил письмо от Троцкого: «Честь имею просить вас от имени Совета Народных Комиссаров о техническом сотрудничестве французской военной миссии в деле реорганизации армии, которую собирается предпринять Советское правительство. Садуль сообщил мне <…>, что вы согласовали с французским правительством оказание России помощи, в которой она нуждается. По причине необходимости начать как можно раньше работу по реорганизации, прошу вас срочно ответить на этот запрос»[433].
В коммюнике Нисселя приводилось уточнение, что речь шла о привлечении 35 офицеров[434]. Целью сотрудничества ставилось восстановление в течение 2–3 месяцев (до нового немецкого наступления) сил в 300–500 тысяч штыков, которые смогут сопротивляться первое время[435]. Обучение началось немедленно: уже 22 марта Лавернь телеграфирует о начале процесса. Военный атташе, относившийся к такому сотрудничеству с энтузиазмом (процесс реорганизации Красной Армии рассматривался как создание «Национальной обороны»), понимал происходящее так: «Анархисты кажутся прогерманской партией, монархисты являются такими в большинстве, только правые эсеры типа Савинкова видят интерес России в продолжении войны в согласии с союзниками. Весьма сомнительно добиваться падения правительства большевиков. Чтобы вызвать его падение достаточно немногого и тогда есть большой шанс, что всё наследие достанется прогерманской партии. Если большевистское правительство хочет создать армию, то можно ли из этого делать вывод, что оно решило воевать [с Германией]?»