Герман Лопатин - страница 11

Он вызывал в Германе противоречивые чувства.

К невольному уважению и восхищению, которые рождала едва ли не сорокалетняя революционная деятельность Бакунина, примешивалась жалость. Жалость к его внушительной, но какой-то обессилевшей фигуре, к усталому старому лицу, которое не освежила даже холодная вода. Жалость к нему, этому смелому, решительному человеку, который поддался влиянию такой сомнительной личности, как Нечаев.

Надо было убедить Бакунина в том, кто такой Нечаев. Надо было разоблачить Нечаева окончательно, ибо связь с ним бросала тень на честных революционеров.

– Этот маленький тигренок Нечаев, – заговорил Бакунин, – постоянно ставит меня в неловкое положение. Представляете? Он очень неорганизован. Но энергия, настойчивость! Это дьявол во плоти.

– Подобных дьяволов надо вышвыривать из нашей среды!

– Ошибка, молодой человек, ошибка! Ошибка, которая может вам многого стоить.

– Не понимаю.

– Такой агитацией вы запятнаете свое имя. Нечаева уже собираются вышвырнуть из Швейцарии. Местное правительство. Правительство! Я не думаю, что вы желаете встать со швейцарскими властями на одну доску. Власти обвиняют его в уголовном преступлении и хотят выдать русским жандармам.

– Но ведь это же разные вещи, – Герман недоуменно смотрел на Бакунина. – Я не говорю о том, что Нечаева следует выдать охранке. А в чем его обвиняют в Швейцарии?

– В убийстве Иванова.

– Что ж, местные власти по-своему правы: это уголовное преступление.

– Это политический акт!

– Он убил человека. Невинного. Это было бессмысленное и зверское убийство.

– Иванов мог выдать комитет полиции.

– Какой комитет?

– Который создал Нечаев.

– Кроме отвратительных прецедентов, Нечаев ничего не создал.

– Нечаев – один из организаторов комитета, который возглавляет революционную работу во всей России!

– Михаил Александрович, вас ввели в заблуждение. Такого комитета нет в природе.

– Есть.

– Но доказательства!

– Мне говорил об этом Нечаев.

– Нечаев лгун и авантюрист. В России нет никакого комитета.

– Не может быть, – заволновался Бакунин, – не может быть. А его героический побег? Совершил же он побег из Петропавловской крепости?

– Нечаев нигде никогда не сидел и ниоткуда пока не бегал. Мне это известно лучше, чем кому бы то ни было.

– Кому же верить!

– Я знаю Нечаева с первых его шагов в студенческом движении. Знаю, откуда он пришел и как заставлял людей помогать в своих делах.

– Вы знаете. Но я-то не знаю! – Бакунин с силой взял Германа за плечи. – Я ведь не знаю! Откуда я могу знать, что Нечаев лгун и авантюрист! Кто это подтвердит? Не он же, в конце концов, сам?

– А почему бы и нет? – весело возразил Герман. – Я думаю, он не откажется.

Нечаев с тревогой взглянул на гостей.

К нему мог прийти Бакунин. Один. Мог прийти и Герман. Но – тоже один. В их совместном приходе таилась опасность.

Герман знал о Нечаеве все. В последнем разговоре между ними он предупредил, что примет крайние меры, если Нечаев вновь появится в студенческих кружках Москвы или Петербурга.

Бакунин знал о Нечаеве только то, что тот говорил ему сам.

Выражение тревоги и удивления появилось в лице Нечаева на миг и тотчас пропало. Он всегда отлично владел собой. Нервы у него были железные.

Он жестом пригласил Бакунина и Лопатина занять кушетку (единственная, кроме стола и стула, мебель в его комнате), отошел к окну, скрестил руки на груди и невозмутимо уставился на вошедших.

У него было худое лицо, светлые волосы и тонкие губы. Герману он всегда напоминал остроклювую птицу.

Молчание длилось с минуту.

Первым не выдержал Бакунин:

– Мы пришли к вам, Сергей, чтобы вы подтвердили правду своих слов.

– Я готов всегда, – усмехнулся Нечаев. – Только я не хочу это делать в присутствии господина Лопатина.

– Почему?

– Мы не любим друг друга.

– Это не имеет сейчас никакого значения, – подал голос Герман. – Рассказать о своем побеге ты сможешь и не выражая своих чувств ко мне.

– Ах, вот в чем дело! – Нечаев сунул руки в карманы брюк. – Господин Лопатин не верит? Это его личное дело! У него на это имеются свои причины. Он меня, видите ли, подозревает! Но от вас, Михаил Александрович, я этого не ожидал. Вы меня знаете не первый день.