Год гнева Господня - страница 9

– И после какой кружки эля рассказал вам все это ваш ромейский приятель? – усмехнулся Граций.

– Быть может, огненный дождь и есть выдумка, – заметил каноник, – но вряд ли вы, мессиры, не слышали о фриульском землетрясении?

– Фриулия – это в Италии? – спросил Ивар.

– Не Фриулия, а Фриули, – поправил его каноник. – Это к востоку от Венеции. Минувшей зимой, в день Обращения Святого Павла22, случилось там землетрясение столь чудовищное, что многие венецианцы решили, что воистину приходит конец света. В тот день колокола на соборе Святого Марка зазвонили без участия рук человеческих, словно невидимые ангелы спустились на землю и забили в набат. Говорят также, что это было не обычное землетрясение, но что причиной его стало некое небесное тело, упавшее во фриульских горах. Как бы то ни было, воздух после землетрясения сделался густым и удушливым, словно сам ужас поселился в сползающих с гор туманах, огненные метеоры и падающие звезды испещрили небосвод, а на крышу папского дворца в Авиньоне сошел гигантский столп из огня.

– Поверьте мне, святой отец, – ответил Граций, – через пару месяцев все забудут и про ваше «чудовищное» землетрясение, и про авиньонский огненный столп – так же, как забыли про огненного дракона, якобы пролетевшего над Леридой три лета тому назад.

Навстречу все чаще стали попадаться коги, весельные баржи и юркие габары23, спускавшиеся по Гаронне со стороны Бордо. Затем река сделала крутой изгиб, и вскоре из-за заболоченных прибрежных низин показались крепостные стены, полуразрушенные колонны античного храма и острые шпили собора Сент-Андре.

***

«Зачем вообще люди женятся? Ведь столько возни и хлопот. Может, еще и совсем не поздно отказаться?» Ариана на секунду представила себе лицо матери и тяжело вздохнула. «И не получится уже отказаться. Но вдруг все это ошибка, самая большая ошибка в жизни? А потом уже никуда не свернешь и не вернешься обратно? Что молчишь, Жужу? Скажи же что-нибудь».

Но Жужу продолжал молчать, лишь поблескивая в ответ умными черными глазами. Оно и понятно: ведь Жужу был всего лишь игрушечным медвежонком. Точнее, это Ариана считала его медвежонком – для остальных это было не столь очевидно. Внешне он скорее походил на толстого чумазого поросенка. Но Ариана точно знала, что это был медвежонок и что звали его Жужу. Ведь они были знакомы столько лет, с самого детства. Когда ей было лет пять или шесть, она нашла его на дороге, валявшегося в пыли. Он выронился из повозки разъезжего торговца, и она подобрала его тогда. Это вовсе не было воровством: ведь торговец уже почти скрылся за каштановой рощей, и маленькая Ариана при всем желании не могла бы его догнать. А потом старый торговец куда-то пропал и больше не появлялся в их деревеньке. И медвежонок остался жить с Арианой.

Торговец тот был очень странный, с вечно всклокоченной бородой и тонкими пальцами, скрюченными, словно птичья лапка. Ариана отчего-то боялась подходить к нему, боялась его резкого хриплого голоса, его непонятного бормотания на чужом языке. «Вещи, они тоже живые, – прохрипел однажды старик-торговец своим гортанным голосом, – надо лишь уметь разбудить их душу». Почему-то эти слова врезались ей в память. И Ариана долго еще верила, что когда-нибудь сможет разбудить душу Жужу. И доверяла ему свои маленькие тайны, как единственному верному другу. С тех пор медвежонок успел сильно поистрепаться и повылинять, лишь по-прежнему живо блестели его черные стеклянные глаза и смешно торчали в разные стороны обтрепанные ушки. Но однажды, когда Ариана была уже совсем взрослой и давно перестала верить в россказни бродячих торговцев, медвежонок неожиданно открыл ей свою тайну. Но о ней Ариана не рассказывала никому, даже дядюшке Эстрабу.

– Ариа-ана! Где ты? Иди быстро сюда! – раздался из-за кустов крыжовника сердитый голос матери.

«Да иду я, иду!… А Жанте хороший, он заботливый… И мать говорит, что жениха лучше него мне не найти. Да и было бы из кого выбирать…»

Ариана с улыбкой вспомнила, как третьего дня Жанте приходил к ним свататься, вместе со своим другом Шибале. Сватовство гасконца – целый ритуал: словно сватается не бедный пессакский