Голубой трамвай - страница 43

Вслед за ними к деду стали подходить другие люди – вначале по одному, потом группами, потом обступили лоток со всех сторон…

Бинокли были великолепны: казалось, что до обоих аппаратов не более ста метров. Один из них – голубой – на полпозиции обогнал своих преследователей…

– Давай, давай, – шептал инженер Гор, топая ногой.

– Они же потом найдут их, – вдруг испугался Иван Артурович.

– Вряд ли, – качнул головой Гор. – Думаю, дети прибыли из другого мира – не твоего и не моего.

– Что?..

– Или из других миров. Их ведь больше, чем букв в твоей книге… Иначе шмыги не гнались бы за ними, а спокойненько перехватили бы их дома.

Голубое яйцо уже было немного меньше черно-красного. Иван Артурович и Гор напряженно всматривались в них и не замечали того, что делалось на башне: вначале один, а потом и другой, и третий, и десятый капюшон робко переглядывались – и подходили к деду, у которого уже не осталось биноклей, и потом к людям, и клянчили – «дай посмотреть»… Почему их начальник молчал – никто не знал. Может быть, потому, что он подошел к деду первым…

– Чудо… – гудело отовсюду. – Голубой трамвай… всю жизнь… глазам своим не верю…

Уже и дед бросил свой лоток и тормошил всех без разбора – мужчин, женщин, солдат, – умоляя дать ему бинокль. Забытое оружие грудой валялось в углу.

Два яйца успели отлететь далеко – почти к самому горизонту. Но все равно все видели, что черно-красное безнадежно отстает от голубого…

Над оцепленным городом, где были перекрыты все подступы к Межиклетью, парила башня, увешанная скрюченными фигурами с биноклями.

В них было видно, как черно-красное яйцо замедляет ход и разворачивается, а голубое пропадает тающей точкой вдали, – но люди по-прежнему смотрели на него, не отрываясь, пока оно не исчезло в тумане…

Веня проснулся глубокой ночью, когда все спали.

Он выглянул в окно. Тумана не было, но спящий Город все равно смотрел на него так, что Веня на всякий случай крепко протер глаза.

Стараясь никого не разбудить, он оделся, запер дверь и побежал к путям.

Город застыл, как аккорд, если взять его на педали. Фонари отражались в лужах, и получалось, что Город светился и сверху, и снизу. Темные окна спали и не видели мальчика, старательно огибавшего лужи, – и он тоже не видел их, хоть и не спал.

Веня не помнил дороги, но в этом не было необходимости: его внутренний компас звучал яснее всех аккордов Города, и Веня просто шел за ним.

Дойдя до путей, он остановился, посмотрел направо, налево и замер в ожидании.

Ждать пришлось недолго: не прошло и минуты, как из-за поворота вынырнул голубой трамвай. Подъехав к Вене, он раскрыл двери.

Там стоял клоун.

– Привет, – сказал он Вене.

– Привет, – ответил тот.

– Ну, заходи, чего ты?

– А давай сегодня просто погуляем по рельсам?

– По рельсам? Ну давай.

Клоун спрыгнул со ступенек, проигнорировав Венину руку, и трамвай укатил в темноту.

– Дззз! Тудух-тудух, – клоун передразнил трамвайные звуки. Веня хихикнул.

Они брели по рельсам, болтая, хихикая и шарахаясь от теней. Тени были нестрашными, но так было интересней. Дойдя до широкой трассы, огибавшей полукольцом Город, клоун влез на большую трубу – водопровод или еще что-то там, – и шел по ней, держась за Веню. Потом Веня и сам влез туда, и они сидели на трубе, грюкая каблуками по ее брюху, и смотрели на станцию. Там гудели поезда.

О чем шептались дети, никто не слышал: Город спал, и желающих подслушать не было. Только редкие машины неслись по шоссе (все они были серыми, как и всегда ночью), и желтый светофор пялился на них, как на хулиганов. Ночью он всегда желтел до самого утра.

Когда подкатил трамвай, клоун обнялся с Веней и уехал, улыбаясь пустому салону.

И утром, когда Майка проснулась – на ее лице все еще блуждала тень улыбки. Еще бы: не у каждой девчонки есть друг из другого мира.

Правда, она опять забыла, как к нему попасть. Но ничего. В следующий раз она обязательно это запомнит. 

Сотни лет и день и ночь вращается

Карусель Земля,

Сотни лет все ветры возвращаются

На круги своя.

«Мэри Поппинс, до свиданья!»