Гром - страница 61

— Это страна птиц, страна цветов. Места богатые, плодородные, рыбы много, вот и летят сюда птицы, — сказал Намнансурэн, умываясь озерной водой.

— Вы правы, мой господин, — сказал Аюур бойда. — Но озеро Ширэт, пожалуй, еще красивее. Вы, кажется, изволите там ночевать? Сегодня ахайтан чувствует себя хорошо — на вершине мыса Баян поставили орго. Она, наверное, уже прибыла туда. Ходишь по мысу, а вокруг вода плещется — словно на корабле плывешь по морю. Эх, до чего же красивое место! — Аюур поклонился и пригласил пожаловать к трапезе.

На берегу озера был расстелен войлок, стояла еда.

— Разве не высшее наслаждение пить кумыс прямо на лужайке среди этих прелестных цветов. Что там у вас в тороках? Несите сюда! — велел Намнансурэн.

— Счастье мужчины — безлюдная степь, — заметил, ложась на траву, Дагвадоной.

— Поставить здесь юрты, шатры да провести аймачный съезд. Неплохо, а? — спросил Намнансурэн, глядя на плавающих по озеру птиц.

— Не переутомились ли вы, господин мой? Помните, какие вы приводили нам слова Аргусан хурчи, — спросил Дагвадоной, нюхая сорванный цветок.

— Хотите напомнить мне, что «слепую корову держат подальше от колодца»? Чтобы сама не утонула и колодец не испоганила? Так?

— Да, как бы не пришли сюда шакалы с юга да не устроили здесь своего логова.

— Чту вашу дальновидность. А на слова мои не обращайте внимания, просто я прикинул, как лучше использовать этот прекрасный край, — сказал хан и, взяв чашу с кумысом, встал.

Дагвадоной приподнялся и задумчиво произнес:

— Что бы там ни было, надо стараться не совершать ничего такого, за что в будущем нас помянули бы недобрым словом. Главное — не дать шакалам обосноваться, а там пусть наши потомки сами разбираются, как этот край использовать. Станут здесь полноправными хозяевами и построят дворцы, поставят юрты. Верно я говорю?

— Полагаю, что верно, — ответил Намнансурэн.

Содном ткнул Батбаяра в бок.

— Понял, о чем сказал Смурый? Серьезный мужик.

— Кто это Смурый?

— Это мы так между собой господина учителя зовем.

— Да, он как посмотрит, страшно становится. А так, видно, человек ученый.

— Еще бы. И ученый, и бывалый, но злой. Маньчжурский язык как родной знает. Законы императора Поднебесной с китайцами, говорят, изучал. За хана жизни не пожалеет. Хан кроткий, добрый, а Смурый — крут. Из-за этого они, бывает, не ладят, — доверительно сообщил Содном.

Намнансурэн бродил по берегу озера и вернулся взволнованный, возбужденный.

— Багша! Не сочините ли какой-нибудь магтаал. У меня что-то не получается, хотя места эти меня так вдохновляют! Попробуйте вы!

Дагвадоной встал, посмотрел на спокойное, но печальное лицо своего господина, потом на сверкавшее в солнечных лучах озеро.

тихим голосом прочел он, вздохнул:

— Мой господин, дальше не могу. Может быть, вы позволите прочесть магтаал другого человека, воспевающего родные места, — с поклоном спросил Дагвадоной.

прочитал он. Намнансурэн слушал, закрыв глаза.

— Кажется, эту песню пьяный хутухта когда-то спел, — улыбнулся он.

— Верно. Понравилось вам?

— Хутухта, и пить умея, и петь, познал горечь разлуки и радость любви — многое довелось ему пережить… Да. Равджа[32] считал, что нет в мире страны лучше Родины. Он понимал, что все наше — здесь. Оттого и сказать так сумел, — произнес Намнансурэн и пошел к берегу озера, погрузившись в раздумья. Никто не знал, что так терзало его душу. Возвращаясь, хан заметил Батбаяра, подошел к нему и сказал:

— Прочти и ты какой-нибудь магтаал.