И сколько раз бывали холода - страница 18
Короткий стук в дверь — это было непривычно. У нас никто не стучался. Даже когда мальчишки по вечерам заходили, изображая «полицию нравов», а на самом деле узнать — не покормят ли их здесь?
Я еще не успела встать, когда дверь открылась. На пороге стоял Митя. В первый миг я онемела, и даже не могла осознать — до какой степени я рада, и только ошалело его рассматривала. Не его, незнакомая куртка, меховая, дорогая, и такая же роскошная шапка на голове, в искорках тающего снега. В руках какой-то большой сверток.
— Это Валька тебе прислал одеяло, сказал — ты тут мерзнешь, — Митя положил свёрток мне в ноги.
Впервые в жизни я бросилась ему на шею. Мы обнялись и стояли долго, долго.
— Ирочка, — повторял Митя, и гладил мои волосы, — Ирочка….
А я прикусывала губы, чтобы не плакать, потому что это была истерика какая-то: я была рада ему до того, что — слезы на глазах.
— У нас один вечер, — повторял он, — Завтра мне нужно уезжать…
— Где ты?… Как ты?… Что ты?…Рассказывай…
— Это все неважно…, - шептал он, — Иришка, что ты так похудела? Плохо тебе здесь?
Не сказаны были, не услышала я этих слов «Забрать тебя?» Это я потом уже думала. А тогда — только б не отрывали меня от его груди, от теплоты его свитера, куда я вжалась лицом, и замерла…
…Я еще играла в хозяйку: «Ты, наверное, очень замерз? У меня есть суп — я сейчас разогрею на плитке… И кофе есть, это здесь страшный дефицит, но Верочка привезла целую банку… Погоди, я наберу воды, поставлю чайник…»
Он еще рассказывал: «Ничего не вышло, как я мечтал. Отец сказал — инженером будешь, только инженером. Учусь, тягомотина…Но там красиво, Иришка, в Ленинграде, очень красиво…Ты же приедешь ко мне?»
Мы еще распаковали Валькино одеяло. Атласное, красное, пуховое, оно вздымалось под руками, и пахло нежностью — если у нежности может быть запах…
Он ляжет на Вериной постели. Но ему будет холодно — под тем тонким, байковым…. А если укрыться Валькиным одеялом — вдвоем? В комнате — темно. И в первый раз мне тут тепло. Жарко. Он склоняется надо мной, и целует …так легко… и так долго… А я подставляю лицо его поцелуям, и это — как капли райского дождя. И его руки, и это блаженство…
…Он уезжал с первым автобусом, в шесть утра. Какой тогда был холод! По-моему, с той ночи — не было такого холода. Все было ярким, как на другой планете. Воздух можно было расколоть, как лед. Не вздохнешь — настолько обжигает мороз. У меня была теплой, только рука, которую держал Митя.
Автовокзал.
Объятие — шуба в шубу, а если бы — тело в тело… Всхлип. И его уже не видно за стеклами автобуса, заросшими толстым слоем инея.
Но он повторяет, и я понимаю — что:
— Я приеду, я приеду очень скоро… Мы поженимся……
Я плачу навзрыд.
— Я приеду, я приеду…
И я вижу, вижу, что его лицо блестит тоже — мокрое от слез — при свете фонарей.
Я стала заходить в салон для новобрачных. Присматривалась к платьям, туфлям, открывая для себя этот восхитительный мир — воздушных полупрозрачных и кружевных тканей. Звучали слова — гипюр, атлас, сетка, шифон, стразы…Я вспоминала, что в детстве оценивала красоту невесты по длине фаты. Если до полу фата — нормальная невеста, сказочная. Если короткая — то просто дура: как можно было выбрать такое убожество? Я не могла отойти: трогала, перебирала в пальцах. Белоснежное, шифоновое, с розами у плеча, сливочное — на нем столько блесток, что корсаж весь переливается, бледно-голубое на кринолине, как у старинных дам…
Теперь, когда я оглядываюсь назад — я вижу один короткий период, когда я жила всем этим девичьим — платьями, духами…
И тотчас в пальцах — ощущенье тяжести цилиндра: флакончика. На улице — ясный, прозрачный мороз, аж дыхание перехватывает, ледяной узор — сказочных, разбойничьих лесов горит на витрине магазина, а моя ладонь уже пахнет Индией, сандаловыми деревьями, белыми тропическими цветами.
Апрель. Я еду на выходные домой. Солнце — летнее, в автобусе открывают не только форточки, но и люк, тот, что на крыше. А зелень на полях такая нежная…
Я еще не знаю, что это — страшный день. Что сегодня случилась авария на Чернобыльской АЭС. И тысячи людей умрут в ближайшие годы, хватанув смертельную дозу. Среди них будут и мои знакомые. Радиация протянет свои щупальца и в наш маленький городок. О тех, кто будет участвовать в ликвидации аварии и, вернувшись начнет болеть — безнадежно — заговорят как о диковинным зверьках, чей быстрый конец естественен: