И так же падал снег - страница 40
— Гошка? Ты чего здесь?
— Как — чего? Вот — к ребятам пришел.
— Да они все на Кабан ушли, купаться. С Германом пошли…
— Давно?
— С утра еще. Вон какая погода стоит!
— До свидания, тетя Дуся! — сказал я. — В другой раз зайду.
— Заходи, заходи! А Цветковы тоже съехали.
— Съехали?
— Куда-то на Дальний Восток их перевели.
— А-а! Ну, я пошел…
Возле Лёлиного дома я придержал шаг, посмотрел на окно второго этажа: занавески были задернуты, и дом мне показался каким-то невзрачным, кургузым. Как живет в нем известный на весь город жокей Ларионов? Наверное тоже съедет…
Обратная дорога мне показалась неимоверно длинной: надо было пройти с одного конца города на другой, и как я ни подгонял себя, чтоб подоспеть домой к обеду, все-таки опоздал и мать с тревогой спросила:
— Где это ты так долго гулял?
— На Казанку ходил, — сказал я, отдышавшись от быстрой ходьбы. — Хорошая у нас река. А на той стороне — луга и заливные озера…
3
Дом тети Маши Кокориной, у кого мы сняли комнатку, стоял во втором порядке улицы, на самой горе Верхнего Услона, и отсюда открывался остров «Маркиз» с золотыми песчаными отмелями и темными вихрами осокорей. В два рукава обхватывала его Волга, пробившая себе второе русло по правобережью, и воложка, как отверженная, затихала после весеннего паводка, мелела и зарастала в дальнем углу острова скорым талом. Суда проходили по ней до спада воды, а потом оставляли ее в стороне, и здесь, в тихих заводях начинали выклевываться из выметанной икры мальки сорожки, окунька, сеньчика…
По воскресеньям остров «Маркиз» оживал — и был виден муравейник людей, приехавших с утра на пески калиться. К полудню обгоревшие на солнце горожане заползали в кусты тальника, стояли в длинной очереди за пивом, прикрыв головы носовыми платками, связав их у висков узелком. Весь остров был в белых накрапах, и голоса людей перекрывали шум волны, которую гнали на пески тяжелые грузовые суда.
Мы жили на красном месте, откуда раскрывался весь неоглядный простор Волги и не скучно было глядеть из окна.
А Валька-шатунья жила… везде. Куда ни пойдешь — Валька! Остановится и смотрит прямо в глаза. Взгляд у нее напористый, тяжелый, словно идет на тебя буксир — и невольно отступаешь, даешь дорогу. Из-под выцветших ресниц глядит по-взрослому, с подозрением.
Поймает за рукав, подождет, чтоб ты взглянул ей в глаза, спросит:
— Как живем-можем, да-ачники?
— Мы — не дачники! — выходил я из себя. — Мы — люди! И живем у тети Маши…
— Знамо, у тети Маши, — усмехалась она и зажигала в зрачках темный, опасный свет. — А кто вырезал на скамейке?
— Почем я знаю? — ковырял я ногой землю.
— По новой доске — перочинным ножичком: «Тоня»…
— И вовсе нет, — твердил я обалдело, не зная куда деться.
— Ну, вылитый дачник! — хлопала Валька себя по бедрам, как все услонские бабы: — И врет, и врет. Знаю я твою Тоньку-коровницу!..
И я старался не попадаться ей на глаза. Завижу издали — и в первый же переулок, под пыльную бузину…
На заре, когда раздавался выстрел тяжелого кнута Силыча, я уже был на ногах и через минуту сбегал по глухому переулку вниз, наперерез стаду. На задах Тониного дома я наскоро копал червей, бросал их в банку, и каждый раз получалось так, что двадцать пятый по счету попадался в ту самую минуту, когда Тоня открывала ворота, чтоб выпустить корову в стадо. Я засовывал банку в карман, подхватывал с земли бамбуковое удилище и выходил на дорогу…
За Силычем тянулся длинный ременный хвост, толсто перевитый у кнутовища и тоненький, как леска, в конце, и полз, выписывая в пыли замысловатые узоры. Рядом с пастухом ковылял Колчак, весь в репьях на свалявшейся шкуре, — нелюдимый пес, преданный на всю жизнь Силычу. Колчаком его назвали вовсе не в честь белого адмирала. Это и в голову никому бы не пришло. А кличку свою он приобрел после того, как попал под колесо первой же полуторки, которая сошла по трапу с перевоза и поднялась на мощеную дорогу. Обгоняя ораву своих сородичей, Колчак вырвался вперед, норовя ухватить клыками вертящийся скат, и попал под заднее колесо машины. Долго его никто не видел, а потом, колченогий, он приковылял к дому Силыча и выпросил еды…