И так же падал снег - страница 41
Он бежал рядом с пастухом на трех ногах, а четвертой как бы отгребал от себя пыль, вздрагивая и отряхивая ее с покалеченной лапы. К Колчаку относились все уважительно, как к существу полезному, и даже дурные деревенские собаки, провожая его желтыми, завистливыми глазами, не смели тявкнуть…
Стадо подвигалось быстро, шло единым потоком по дороге к зеленой долине, на заливные луга. Тоня, не оборачиваясь и не глядя по сторонам, погоняла буренку хлыстиком и шла по обочине дороги, словно выбирая момент, когда удобно будет свою подопечную поручить Силычу и Колчаку. Я поравнялся с Тоней, чтоб видеть ее рядом и чтоб она тоже заметила меня. Но Тоня была при деле и не отвлекалась на сторону. Мы шли так до ровного спуска к реке, а потом, хлестнув буренку прутиком, Тоня отпускала ее в стадо и напутствовала:
— Иди, иди, не оглядывайся, будь умницей!..
Я смотрел на светло-желтую косу Тони, которую она, перекинув на грудь, расплетала и заплетала заново.
«Будь умницей! — повторял я про себя. — Будто корова что понимает?..»
Ни разу не взглянув на меня, Тоня повернулась и пошла той же дорогой к дому. Я спустился к реке, разделся, сделал из одежки вьюк, привязал его на голове ремешком — через подбородок и, толкая перед собой удилище, поплыл на ту сторону.
Рукав воложки был широк, и не каждый отваживался пускаться вплавь до острова да еще с грузом на голове. И я оборачивался: «Смотрит ли Тоня?» — и снова плыл вперед.
Ее светлой косы уже не было видно, но почему-то думалось: «Смотрит». Ведь никто из услонских ребят не переплывал вот так воложку…
Но с тех пор, как я заметил Тоню, рыба совсем перестала клевать. Я возвращался домой с кошачьим уловом и отдавал все Мурке, которая ластилась ко мне и заплетала мне ноги, почуяв запах свежей рыбы. Мать уже не ворчала: «Задал ты мне работы на час», а подбадривала меня, что, дескать, в другой раз будет удачливей рыбалка.
— В ясную погоду рыба только плавится, а на удочку не идет, — говорила тетя Маша, как заправский волгарь.
Да, дело у меня не шло. Я сидел среди тальника, в самом «окне», поглядывая на бегущую воду, на живые струи у затонувшего топляка, и вспоминал Тоню. Конец топляка, выступающий из воды, резал течение, и вокруг него образовались две светлые струи, похожие на девичьи косы…
Весь июнь я провожал Тоню с ее буренкой, а ни словом еще с ней не обмолвился. С чего начать разговор? Может, в самом деле я такой дачник, который «не находит общих слов с людьми», как говорила о городских тетя Маша?..
Я сидел на левом берегу воложки так тихо и неподвижно, что даже сторожкие кулички, бегая на тонких и быстрых ногах по песчаным мыскам, перепрыгивали через мое удилище, принимая его за стрелку камыша. Иволга, пролетев огненной стрелой над кустами, села рядом на ветку и уставилась на меня одним глазом. Даже захватило дух: красочная, прямо-таки нездешняя птица, с ярко-желтой грудкой и красным клювом! Просто чудо!..
Сытые чайки, утомленные зноем, садились на воду и держались на ней, как домашние белые утки, норовя клюнуть мой поплавок.
Покойно было кругом. Куда-то плыли по воде бездомные облака, словно суда, нагруженные доверху, но легкие, не тонущие нигде. Нет у них никакой пристани, плывут себе и плывут…
«Дядя Митя! Дядя Митя!» — кричали серые трясогузки. А дяди Мити нигде не было. И на всем острове не слыхать ни одного человеческого голоса. Только идут по ту сторону пароходы, перекликаются гудками, кому каким бортом разойтись при встрече, и бьют в колокол, поморскому — склянки…
Я снял рыбешек с кукана, выпустил их, и пустился в обратное плаванье, держа на голове узелок…
Припекало полдневное солнце, его лучи выбелили и дорогу, и меловые плеши Услонских гор, и прибрежные валуны. Все было залито ярким светом, словно в праздник какой, только пустынно вокруг: все живое спряталось под зеленый покров растений…
Можно было сразу подняться вверх по пологому склону горы, выйти к нашему порядку — и до дому — рукой подать. Но я опять пошел кружным путем, мимо Тониного дома, к колодцу. Здесь всегда стояла бадья, на донышке которой оставалась вода, целиком не ушедшая в ведра, и можно было напиться с дороги и передохнуть под горбатой крышей колодца.