И так же падал снег - страница 69
— Румын, рус? — спросил капрал, видимо не приняв никакого решения. Солдаты молчали, ожидая ответа.
Полынин стоял и чувствовал, как у него опускаются руки… И вдруг все тело словно пронзило током: электрический заряд нервов как бы высветил в мозгу — очень реально и точно — гранату! Гранату, которую дал ему старшина, когда Полынин упал возле него, почувствовав себя спасенным…
Левой рукой он прикоснулся к твердому предмету, оттягивающему карман. Поразила мысль: как же она не взорвалась, когда он падал, полз, бежал и снова ложился плашмя на землю. Вытянув ее из кармана, он перекинул в левую руку винтовку, а правой — как-то снизу, откинувшись немного назад, метнул гранату.
Она угодила в ремень стоящему в середине шеренги солдату, и тот закричал диким голосом, как если бы она разворотила ему живот. Граната откатилась от ног солдата и крутилась на земле. Все остолбенели. Солдаты, как зачарованные, смотрели на нее — зеленую, одетую в стаканчик с насечками, с трубчатой ручкой — и не могли сдвинуться с места. Смотрел и Полынин, еще не веря, что она сработает и круто изменит положение, в котором он оказался. Он совсем забыл, какая убойная сила таится за ее стальной с насечками рубашкой, и ждал…
Удивительно, что грохота он не услышал. Только увидел, как солдаты метнулись было в сторону, но в эту секунду взлетели комья земли, поднялся клуб дыма и пыли, и возле дамбы никого не оказалось. Мимо уха что-то просвистело, щеку окатило жаром. Полынин с какой-то мальчишеской легкостью подумал: «Родная граната меня не задела!»
И сразу пришло прозрение. Он увидел все окрест и догадался, где сейчас Ветчинкин, а где — подразделения Королевской дивизии. Ясно определилась линия огня. А он — все еще по эту сторону, все еще в расположении противника. Надо пройти мимо вражеского пулеметного гнезда (хотя это уже не гнездо: пулемет скособочило, и возле него навзничь лежит офицер, несколько поодаль — еще два солдата), перебежать дорогу — на виду румынской роты, засевшей в виноградниках, а там — по рукаву лимана — к ветлам, где занял оборону Ветчинкин. Иного пути пробраться к своим не было, и Полынин, уже обстрелянный и прозревший, с какой-то дерзкой радостью принял этот план и, подбежав к дороге, даже не остановился, чтоб оглядеться.
Канава оказалась неглубокой, но дно было вязким, илистым и засасывало сапоги так, что он с трудом передвигал ноги. К тому же нужно было постоянно нырять, скрываясь под водой от вражеских наблюдателей, хоронясь от трассирующих пуль, которые прошивали пространство вдоль дороги и плавней. Все это изматывало силы, которые собрал Полынин для последнего броска.
Глотнув воздуха, он опускался под воду, шел несколько метров по дну, потом снова поднимал голову, осматривался и опять нырял, пока не добрался до глубокого рукава, где можно было просто плыть…
10
Полынин еще издали узнал лейтенанта Ветчинкина. Перемахнув через канаву, лейтенант подбежал к старой иве и стал пристраивать ручной пулемет в развилке стволов. Дерево было срезано пополам и казалось теперь приземистым и кургузым, словно нарочно приспособленным для упора пулемета.
Полынин шел по грудь в воде, подняв винтовку над головой, и уже не кланялся снарядам, не скрывался от глаз противника: впереди — свои! Он вырвался из вражеского кольца, и теперь все страхи позади.
Он замахал рукой, чтоб его заметили, хотел крикнуть: «Это я, Кренкель!», но отказали голосовые связки, и — в довершение ко всему — провалился в глубокую яму.
Наглотавшись дурной воды, вырываясь из цепких пут водорослей, он едва выполз из канавы на сушу и увидел дуло «дегтярева». Как черный длинный палец, пулеметный ствол нацеливался на него, но Полынин, вместо того чтобы упасть, отползти в сторону и уйти от огня, который вот-вот вырвется из узкого жерла пулемета, пошел во весь рост к кургузой иве, сознавая только, что за ней — «батя»…
Вымокший до нитки, весь в черном иле, таща на сапогах пудовые наплывы глины и длинную бороду водорослей, Полынин походил на водяного, которого выгнал из болот кромешный огонь, и теперь он ищет спасения у людей…