Императорский покер - страница 29
— Ну что же вы хотите, это же мои дети, а то, что я делаю — это мое ремесло.
Кстати, военное ремесло он считал "варварским" (его собственное определение) и жаловался, что ему приходится заниматься им из необходимости.
Писали, будто бы армия была для него "пушечным мясом". Но не писали, во всяком случае, не столь явно, что сам он себя никогда не щадил и иногда выступал в такой же роли. Под Ваграмом он оказался в обстреливаемом перекрестным огнем вражеских орудий "поле смерти". Увидев это, генерал Вальтер, командир конных гвардейских гренадеров, приказал ему немедленно отступить. Наполеон отказался. Тогда Вальтер подскочил к нему и воскликнул:
— Убирайтесь отсюда, Ваше Императорское Величество, а не то я прикажу своим людям связать Вас, забросить на дно фургона и отвезти в тыл!!!
Наполеон ретировался, говоря начальнику генерального штаба, маршалу Бертье:
— Я его знаю, он так бы и сделал.
Он считал, что командир не должен без толку подставлять себя под пули, но — когда ситуация того требовала — обязан послужить примером. Под Лоди и при Арколе солдаты не могли захватить мостов, заблокированных с другого берега сосредоточенным картечным огнем. Тогда он сам повел контратаки, чуть ли не в стиле камикадзе[39]. Когда пишут о "пушечном мясе", про это как-то забывают.
— А кроме того — в какие времена, в какой стране и на каком континенте, в какой войне солдат не является "пушечным мясом"? Это результат жизни, цивилизации (ЦИВИЛИЗАЦИИ!), Системы, войны как таковой — никак не главнокомандующих. Бонапарт не придумал войну, и даже если заслуживал прозвища "бога войны", то только лишь потому, что умел гениально разыгрывать ее, а не потому, что был ее апостолом. Вот таким он никогда не был. Кто сегодня помнит его слова: "Война — ремесло варварское. Будущее принадлежит миру"? Он хотел быть земледельцем, но никак не ремесленником убийства. Постоянные атаки подпитываемых британским золотом и ненавистью царя Александра I антифранцузских коалиций не давали ему спокойно возделывать свое полюшко от Вислы до Атлантики. И не удивляйтесь ехидству последних слов, потому что, хотя я и защищаю его, его апологетом не являюсь и, зная различную грязь той эпохи как и грязь собственной совести — знаю так же хорошо, возможно, лучше его критиков, и грязь его действий. Но я знаю и то, что в большинстве случаев его вынуждали воевать (до конкретных примеров мы еще дойдем), вот и должен был он заниматься "варварским ремеслом". А раз был должен — то старался это делать совершеннейшим образом. И как раз этому способствовало его отношение к солдату как к приятелю или, скорее — как к собственному ребенку.
Наш царь — поэт хитрости не растрачивал своего умения на флирт с солдатней, и к армии относился, как и любой из российских феодальных господ относится к собственным мужикам, то есть — как к скотине. Своими приказами он гнал в бой толпы хамов в мундирах[40], не объясняя, а почему они, собственно, должны были сражаться. Только лишь потому, что такова воля царя-батюшки, было вещью совершенно очевидной. Иногда лишь только солдат к чему-то побуждали, внушая им через попов, что Бонапарт — это воплощение Вельзевула, потому-то борьба с ним дает вечное спасение.
Наполеоновский солдат всегда осознавал, за что он сражается. По крайней мере, так ему казалось. Бонапарт объяснял ему это (и не важно, честно или нет) в знаменитых воззваниях-беседах с армией, в которых разжигал солдатскую гордость, и хвалил, если солдаты того заслуживали. Ибо что может быть более приятного для человека, чем заслуженная похвала? И как часто подрезает крылья и подпитывает обиду ее отсутствие. И чем-то совершенно беспрецедентным был тот факт, что в своих воззваниях главнокомандующий всю заслугу за победу отдавал армии, как будто бы его собственный гений здесь совершенно не при чем.
Вот несколько примеров, фрагментов воззваний Наполеона перед Аустерлицем, которыми французские солдаты опьянялись сильнее, чем русские — получаемыми в награду от царя чарками водки:
"Солдаты! Вы плохо одеты и плохо питаетесь. Правительство много чего вам должно, но не может дать ничего. Стойкость и отвага, которые вы проявляете среди этих скал, достойны восхищения…" (Ницца, Главная штаб-квартира, 27-03-1796).