Имя его неизвестно - страница 23

— Хорошо. Я знаю. Но тебе советую: если хочешь жить в мире со мной и комендантом, не трогай Орисю и ее мать…

— Напрасно вы к Аришке подъезжаете!.. И что вы нашли в ней привлекательного? Девка с норовом… Смотрите, чтоб не отравила вас. Эта все может! — шепотом предостерегал Омелько.

— Ты не забудь, что я тебе сказал!

— Да кто же захочет с комендантом враждовать… Да и с вами.

— Договорились?

— Ладно, пан! — согласился Омелько и, приложив согнутые ладони ко рту, крикнул — Гей, там Мирошниченковы! Пора! Вот народ! К каждому приди и каждому постучи. Пораспускались! — ругался он.

Еще на той неделе Харих решил перенести комендатуру из школы в дом, где до войны была амбулатория. В школе Харих побаивался русских самолетов: дом большой, заметный с высоты. В бывшей амбулатории комнаты, правда, поменьше, но рядышком помещение довоенной почты, приспособленной под тюрьму: окна все перечерчены железными решетками. Справа от тюрьмы открывался живописный вид — пруд, окаймленный вербами. Гауптман Харих любил природу. Он даже собирал коллекцию почтовых открыток с ландшафтами.

Возле комендатуры уже стояла машина Хариха. Шофер, сидя в кабине, грелся на солнце. Роберт поздоровался с ним и справился, как идут дела. Шофер ответил полусонным голосом:

— Сегодня поедем под Белгород.

— Что же так далеко?

— Господин гауптман не один… С ним поедет оберст-инженер из главного штаба…

Роберт не стал дальше расспрашивать. Он догадывался, что приезжий полковник интересуется будущими оборонительными рубежами, и побаивался, что Харих может теперь не взять его с собой. Накануне он нашел в Орисином альбоме три открытки из серии «Украинские типы и виды природы», отпечатанные в Швейцарии еще в 1916 году. На одной из них — речка Ворскла с ее извилистыми живописными берегами…

Вдруг Роберт стал навытяжку. К машине в сопровождении Хариха, сейчас такого подобострастного и суетливого, приближался оберст-инженер в кожаном плаще и высокой фуражке с фашистским орлом.

— Прошу, — предложил Харих полковнику место возле шофера. — А это мой переводчик Гохберг.

Оберет небрежно кивнул головой.

Видно, гость был важной птицей, потому что капитан, сидевший на заднем сиденье с переводчиком, не осмеливался заговорить первым. Инженер-полковник тоже молчал, глядя куда-то в сторону.

Сухощавое, морщинистое лицо полковника застыло в мечтательной улыбке. Ему, Иоахиму Тиссену, обещан после сооружения укреплений на Белгородско-Харьковском плацдарме очередной железный крест. Обещал сам генерал Ганс Шпейдель. Вместе с Шпейделем Тиссену выпала честь быть гидом фюрера по покоренному Парижу. Тогда Тиссен завидовал Шпейделю. Тот умел разговаривать с самим фюрером. После Франции Шпейдель быстро пошел вверх, не то, что он, Тиссен. Ганс Шпейдель даже царапины не имел за всю войну, а Тиссен дважды ранен. Но начальство его как будто не замечает. Чины по-настоящему он стал получать только здесь, на Восточном фронте.

А Шпейдель уже генерал! Везет же людям. Так и до командующего можно дослужиться! Шпейдель умел шагать по лужам крови, не запачкав подошв, потому что надевал «галоши», которые потом выбрасывал прочь. Он, конечно, может далеко пойти — хитер…

Да что Франция… В боях с русскими Ганс Шпейдель на случай отступления разработал новую тактику — «мертвой, выжженной земли». Воронеж уже не город, а груда развалин. Харьковские заводы во время недавнего зимнего отступления по приказу Шпейделя сровняли с землей. В дни, когда русские начали наступление под Сталинградом, затапливались шахты Донбасса. А в случае чего — пепелищем станет вся эта земля, все украинские села и города. Такова тактика доктора философии Ганса Шпейделя. И среди исполнителей его воли — ои, оберст Иоахим Тиссен.

Тиссен закурил сигарету и нервно выбросил догоравшую спичку.

Но здесь не все будет уничтожено. Войска фюрера начнут отсюда, из этих степей, неслыханное доныне наступление на север и восток и разгромят большевистские дивизии. Быстрее бы строились укрепления, быстрее бы фюрер присылал новые, мощные бронированные машины — славу и гордость Германии. Быстрее бы…