Инфант испанский - страница 5

— После, после! Я вам потом позвоню.

— Что?.. Мне? Зачем?!

Ответом ему было лишь гулкое эхо.

Саша раскрыл чемодан: все на месте. И ноутбук, и ключи. Ладно, теперь он просто сядет в следующий поезд…

Тут он вспомнил, что следующего поезда не будет.

Придется все же вызвать такси.

Синдром отличника вынудил Сашу приехать раньше назначенного времени. Однако он убедил себя в том, что просто хотел прогуляться перед встречей по бульвару, вспомнить юность, собраться с мыслями и настроиться наконец на рабочий лад. Некоторое время он действительно бродил туда и обратно под аккомпанемент снегоуборочного трактора, который словно преследовал его и назойливо тарахтел над ухом, а потом и вовсе загнал в сугроб. Надо все-таки купить нормальную зимнюю обувь, подумал Саша и заковылял по снежным рытвинам вперед — туда, где сквозь черные деревья маячила знакомая громада АВОТиЯ.

Академический всероссийский оперный театр имени Ярославского, так он называется по полной форме. Для своих — Славик. Фамильярно, но мило. Именно здесь состоялся Сашин дебют сразу после окончания консерватории. Событие значимое, но в памяти у него осталось лишь ощущение ужаса от всего происходящего напополам с восторгом… И сейчас, шагая к театру, он с изумлением осознал, что это чувство возвращается. Надо как-то успокоиться. И как-то постараться, чтобы восторга было больше, чем ужаса, урезонил он сам себя.

На входе его окликнули по имени. Саша оглянулся. К нему спешил невысокий человечек, субтильный, совсем воздушный, с ореолом пушистых седых волос — вылитый одуванчик. Великовский!

— Здравствуйте, Константин Серге…

— Костя! — энергично сказал Великовский и протянул ему маленькую сухую руку. — Наконец-то! Вы-то нам и нужны! Как добрались?

— Хоро…

— Вот и молодец! Идемте скорей, идемте! Ах да, вам надо раздеться… Вот сюда. Анечка, разденьте Сашу.

— Спаси…

— А вы моложе, чем я думал. Сколько вам лет, Саша?

— Двадцать де…

— Но это даже хорошо. Так и надо! С какой стати все решили, что Филипп должен быть убогим старцем… вроде меня, грешного? — кокетливо улыбнулся Великовский. — Он ведь юн душой, способен на пылкие чувства и разные безумства. Вы ведь уже пели Филиппа, да?

— Если честно, я…

— Вот и отлично! Ну идемте, нам надо поговорить. Вроде все уже в сборе.

Саша немного расстроился. Нехорошо приходить последним и заставлять себя ждать… Он ведь и правда младше и неопытнее всех, а опаздывает, как заправская примадонна.

Но он напрасно волновался: в небольшом репетиционном зале, куда его привел Великовский, скучал в ожидании всего один человек. Он встал им навстречу, отвел со лба темные, с проседью кудри и сверкнул белозубой улыбкой. Ваня Купченко, тенор, дон Карлос. Саша сразу узнал его. Как не узнать! Кто ж не знает старика Купченко, любимца публики… этот богатый тембр, выразительный профиль и обезоруживающее обаяние. Полина пришла в восторг, когда услышала, что Саше предстоит выступать в одном спектакле с Купченко. «Купченко?.. Ваня?! Ты правда будешь с ним петь? Ох, Саш, возьми у него автограф! И фотографию сделай, ладно? Он очень фотогеничный! Такие кудряшки…» На деле оказалось, что кудряшки уже изрядно поседели и, кажется, слегка поредели, а сам Ваня заметно прибавил в весе. Но улыбался он так же ослепительно и смотрел открыто и весело.

— А это Саша Яблочкин, — провозгласил Великовский. — Твой, Ваня, сценический отец. То есть не твой, а Карлоса.

— Папаша! — восхитился Ваня и протянул Саше руку.

В руке у него оказался пакетик с мармеладками, но Ваня, обнаружив это, не смутился.

— Возьми конфетку, — предложил он, — а то я все один съем. Приперся раньше всех, сижу вот и ем…

— Как раньше всех? — Великовский словно только сейчас заметил, что кроме них в зале больше никого нет. — А где остальные?

— Лебединская задерживается, у нее интервью. Кривобоков позвонил, у него тоже там… что-то.

— Господи, у него-то что может быть?

— Ну что-то там… не знаю. Эболи в Мюнхене еще, у нее сегодня «Риголетто». Великий инквизитор, как и положено, в Испании. На следующей неделе прилетит.

— Какой-то разброд и шатание! — обиделся Великовский. — Я же всех просил быть вовремя! Ну невозможно же работать! Что за люди, я не понимаю…