Иннокентий Смоктуновский - страница 8

Живой труп

Я чуть не умер от хохота, пока мы дошли до буфета, и, пока мы там сидели, он рассказывал, как по желобам играет Ленина. «А на натуре тоже желоба?» — «Да. Мы заготавливаем — вставляют желоба, и я в этих дырках перемещаюсь. И тут важно только не киксовать, правильно „р“ говорить, идешь по желобу и не киксуешь».

Мы вернулись на «Мосфильм». «Ну так как Смотритель станционный?» — «Да-да, я обязательно сыграю». — «Тогда все, Иннокентий Михайлович». — «А как же иначе, да-да-да». — «Цируля позвать?» — «Я сам к Вите зайду, отчего же не зайти». Через двадцать минут приходит ко мне бледный Витя — командир торпедного катера, который не боялся никаких немецко-фашистских атак, десятка «юнкерсов» на один его маленький катерок — и говорит: «Кеша сошел с ума!» — «А что случилось?» Он попросил за эту роль, я уж не помню, какие тогда были цены, но какую-то немыслимую цифру. У нас смета была пятьдесят одна тысяча рублей, и Кеша попросил то ли десять тысяч, то ли двенадцать. Это являлось немыслимой суммой. Я говорю: «А что, нельзя ему это заплатить никак?» — «Ты что, с ума сошел, а как мы будем дальше снимать? У нас каждый воротник гусарский сколько стоит! Каждый ботинок! Ты что? У нас ничего нет. Мы ничего снять не сможем, кроме титров, если Кеша за это возьмется». — «Но, Вить, но я без Кеши не могу. А Кеша что сказал?» — «Ничего. Вить, говорит, это твое дело, как ты мне заплатишь, или я не буду сниматься. И ушел». Я говорю: «А ты что?» — «А я что? Я же не буду бегать за ним, тем более что и бегать бессмысленно. Я Кешу хорошо знаю». — «Что ты про него знаешь?» — «Что если он ушел, то, значит, ушел, и не придет, пока я не заплачу ему всех этих тысяч».

Живой труп

И началось… Перезвоны, дозвоны… Калашников снимал эту картину, а Калашников одновременно снимал «Анну Каренину», где Кеша должен был сниматься в роли Каренина. Они тоже дружили, все дозванивались, на что Иннокентий Михайлович говорил очень просто: «Не-не-не, Витя пусть решает: если заплатит деньги, я буду сниматься. Нет — не буду».

Начинается съемочный период. Во мне такие благородные чувства, что неужели он такой меркантильный, что за рубль маму родную продаст? А кто ему Пушкин, если не папа родной? А он за рубль папу родного… Пушкина… И я его знаю, он со мной разговаривает, и я понимаю, что эти тысячи возникли не от желания получить тысячи, а от обиды на то, что я его тогда кинул с Трубачом. И простить он этого мне не может. И он знает, что Виктор не может ему этих тысяч заплатить. Но простить мне этого он не может. И не оттого, что он злой, а оттого, что он со мной в инопланетном корабле муху ловил, он мне Константина Романова читал, он мне про Козинцева рассказывал, а я… И вот он теперь мне тем же красивым аристократическим жестом отвечает.

Начался невиданный ужас: мы начали снимать картину, не имея главного героя. Каждый день на съемочной площадке заканчивался тем, что мы заканчивали снимать все что угодно: возки, сцены Никиты Сергеевича Михалкова с Марианной Кушнеровой, еще что-то. Но у нас не было Станционного смотрителя вообще! Приезжали какие-то выдающиеся артисты, и каждую смену целый час снимали кинопробу, допустим, Лебедева — великого артиста из Большого драматического театра, который, наверно, очень хорошо играл. Но это было невозможно! Это был другой мазок, понимаете? Другая живопись, нежели та, в которой задумывался «Станционный смотритель». Пока — спасибо до сих пор большое Никите Михалкову! — пока Никита не вспомнил про Николая Исааковича Пастухова. И пока Николай Исаакович Пастухов, который перед этим грандиозно сыграл Вафлю в фильме Кончаловского «Дядя Ваня», не появился у нас на площадке, я не понимал, что все, что ни делается, — все только к лучшему. Это я давно для себя понял. Не бывает ничего такого, что бы произошло, от чего бы вся жизнь моя нарушилась, изуродовалась. Не бывает.

Дядя Ваня

Дядя Ваня

И когда появился Николай Исаакович Пастухов, я подумал: «Как хорошо, что Иннокентий Михайлович отказался. Как хорошо!» Потому что Коля был именно то, что было необходимо этой картине. Коля был душой этой картины.