Испанские братья. Часть 3 - страница 16

— О них не надо сожалеть… говорю тебе, сегодняшним вечером Сам Иисус Христос во всей своей славе и величии встанет рядом с престолом Божиим, чтобы встретить их, так, как Он это сделал в давние времена, встречая Стефана.

— О, мой бедный брат, что за ужасные слова ты говоришь! Даже слушать их — смертельный грех! Я умоляю тебя, обдумай своё собственное положение!

— Я его обдумал, — беззвучно прошептал Гонсальво, но больше я сейчас не способен вынести… пожалуйста, оставь меня наедине с Богом!

— Если бы ты только согласился сказать хоть одно «Аве»! Но я боюсь, тебе стало хуже, у тебя опять боли, да? Я не хотела бы оставлять тебя одного в таком состоянии.

— Не обращай внимания, сестра, мне скоро станет лучше. Я принёс обет, который я сегодня должен исполнить, — и он опять закрыл своё лицо исхудавшей рукой.

В нерешительности, не зная, оставаться, или уходить, донна Инесс постояла несколько мгновений, безмолвно разглядывая брата. Наконец она расслышала тихий шёпот. В надежде, что это молитва, она наклонилась над ним, но разобрала только три слова: «Отче, прости им». Через какое-то время Гонсальво опять открыл глаза.

— Я думал, ты ушла, — сказал он, — уйди сейчас, я очень тебя прошу. Но как только ты услышишь, каков был конец, приди сразу и расскажи мне… я буду тебя ждать…

После этих слов донне Инесс пришлось покинуть брата.

Уже наступила ночь, когда в сопровождении слуг из сада Сан-Себастьяна возвратился дон Гарсиа Рамирес. Донна Инесс, сидя в патио, ожидала возвращения супруга. Она выглядела бледной и измученной — великое празднество в Севилье было для неё чем угодно, только не радостным событием. Дон Гарсиа снял плащ и шпагу, и велел слугам удалиться. Когда супруга пригласила его к приготовленному для него ужину, он проявил необычное для себя недовольство:

— Не привык я видеть от тебя, сеньора, такие нелепости — в полночь звать человека к завтраку! — Но всё-таки большими глотками выпил стоявший рядом с жареной дичью и белым хлебом херес.

Наконец, после долгого терпеливого ожидания донна Инесс услышала то, чего жаждала услышать.

— О да, всё кончено! Да хранит нас пресвятая матерь Божия! Я никогда не видел такого упрямства, я даже не счёл бы его возможным, если бы не видел всего своими глазами! Преступники до последнего момента ободряли друг друга. Две девушки, сёстры Гонсалеса, уже у позорного столба повторили своё кредо. После этого братья-служители умоляли их оказать собственной душе милосердие и повторить только одно: «Я верю в святость римско-католической церкви» Они ответили: «Мы последуем примеру нашего брата». Когда дона Хуана Гонсалеса освободили от кляпа во рту, он воскликнул: «Ничего не добавляйте к вашему прекрасному свидетельству!» Несмотря ни на что, было приказано исполнить приговор. Один из монахов сказал мне, что они умерли в истинной вере. Я не думаю, что будет грехом питать надежду, что это так и было.

После короткой паузы он продолжал взволнованным голосом:

— Больше всего меня удивил сеньор Кристобаль. Уже у столба некоторые монахи ввязались с ним в спор. Когда они поняли, что к ним прислушивается публика, и может быть сказано такое, что послужит душам во вред, они перешли на латынь. Наш доктор тотчас последовал их примеру. Я сам не слишком образован, но присутствовали весьма учёные мужи, которые запомнили каждое его слово. Они потом сказали мне, что приговорённый говорил с таким благородством и изяществом, будто участвовал в диспуте на главный приз в университете, а не стоял в ожидании, когда зажгут огонь, в котором ему суждено заживо сгореть. Это неслыханное самообладание, откуда оно? От дьявола, или… — он смолк на полуслове, — сеньора, ты знаешь, который час? Во имя неба, пойдём отдыхать!

— Я не могу, пока вы мне не скажете ещё одно — донна Мария де Боргезе?

— Может быть, на сегодня хватит?

— Нет, я обещала, и должна просить Вас рассказать мне, как она приняла смерть…

— С непоколебимой твёрдостью. Дон Хуан Понсе де Леон просил её кое в чём уступить, но она отказалась и заявила, что сейчас не время для выяснения частностей, лучше им подумать теперь о страданиях и смерти Спасителя (в этом, видно, смысл их веры). Когда её привязали к столбу, её окружили монахи и братья, и стали уговаривать её хотя бы повторить кредо, она сделала это, но стала при этом по-своему его комментировать, что, наверное, сочли проявлением ереси. Тут же последовал приказ застрелить её, так что она умерла чуть ли не в тот момент, когда ещё свидетельствовала.