Исповедь о сыне - страница 20

Но не надо наивно думать, что случайное недоразумение так просто кончилось. Такого не могло быть, потому что такого никогда у нас не бывает, как писал один классик. Директора школы – как предательски нарушившего неписаный закон номенклатурного единства – вскоре уволили с работы. А несколько дней спустя, в вечернюю зимнюю пору, милицейские разбойники, встретив его на служебной машине на безлюдной улице, избили до полусмерти. В результате встречи с бандитами он получил тяжелейшее сотрясение мозга, после двух месяцев лечения в больнице стал инвалидом и работать в школе больше не мог. Таким образом, одним честным и порядочным человеком у нас стало меньше. Нет, нет, дорогой читатель, никого не привлекли к ответственности, об этом даже и речи не было. Это была норма их жизни и работы. Очень дорого стоит у нас быть порядочным и честным человеком, особенно когда соприкасаешься с представителями правоохранительной системы. Там такие люди давным-давно не в почёте. И всё-таки издевательски-подло и глумливо звучит: «Наша милиция обязана защищать законные права граждан». Недаром 76 % соотечественников полностью ей не доверяют. Но это же беда!

Спустя несколько лет мы с женой приехали в Нефтеюганск проведать родственников и побывать на могилке её матери. Потом она встретилась с коллегами из своей школы, где много лет проработала, пережила одно из самых сильных потрясений в своей жизни и еле осталась живой. Из их рассказа мы и узнали, что после нашего отъезда в Тюмень они узким кругом ветеранов-учителей вычислили доносчицу и спросили её, зачем она оклеветала безвинного человека. «Если бы не я, то кто-нибудь другой обязательно бы это сделал. Так надо было», – важно ответила она и гордо удалилась, ни на кого не глядя. Хорошо ни на кого не обращать внимания и безнаказанно клеветать, когда есть такая надёжная крыша. После один бывший партийный важняк рассказал мне, что жена с блеском выступила на окружном совещании по обмену опытом учителей-новаторов с трёхчасовым докладом, который имел у её коллег большой успех. Кто-то из организаторов этого совещания вроде ненароком сказал: «Вот достойная кандидатура на звание заслуженного учителя», – а дальше непроглядным туманом всё покрыто. Каким-то непостижимым образом об этом, видимо, пронюхали партийные барышни-гюрзы и попросили добрых молодцев устроить ей какую-нибудь неприятную историю, что и было мастерски исполнено. А вместо заслуженного учителя жене присвоили и выдали удостоверение учителя-методиста. Может быть, эта провокация была устроена по другой причине, но я изложил версию, которую слышал из достоверных источников, как сейчас принято говорить. Узнал бы тогда Андропов об этой мерзкой истории, устроенной над учительницей, матерью троих детей, его опричниками, головы поснимал бы с таких работников, чтобы другим неповадно было. Да ведь у нас никогда не докричишься до самого верха. Голос сорвёшь, или что-то другое тебе оторвут с корнем, чтобы без спросу не вякал. Вот так мы и жили в ту невыносимо трудную зиму, пока сыновья служили в армии, а мы в радостном нетерпении ждали их возвращения домой, втайне надеясь, что жизнь с их возвращением станет легче.

Однако житуха в ту пору в нашем благословенном отечестве становилась всё хуже и хуже, и надежд на её улучшение почти не оставалось. Да и откуда этим надеждам было взяться? Иссякли они, истощились запредельно. Ведь вся насквозь прогнившая система уже неуправляемо катилась к бездонной пропасти на паровозе-знаменосце, на всех парах круто набиравшем бешеную скорость, с весельчаком-гармонистом наверху. Да так бесшумно и ухнула во мрак этой пропасти, не издав даже прощального гудка. То время, о котором я пишу, было грозным предвестником, гудящим гулом предвещавшим начало всеобщей катастрофы огромного государства, принесшего неисчислимые страдания и горе его беспечным и простодушным гражданам.

После успешного окончания музыкального училища и отслужив положенный срок в армии, сын остался жить в Омской квартире и работал саксофонистом в нескольких джазовых оркестрах, но зарабатывал немного, и это его очень беспокоило. Тогда он, не посоветовавшись со мной, поехал поступать в Московское военное музыкальное училище, где выпускали после окончания учёбы руководителей-дирижёров военных оркестров для воинских частей и подразделений. Сдав все положенные экзамены с очень высокими оценками, не прошёл по конкурсу, хотя сдавшие вступительные экзамены с худшими результатами поступили. Он пришёл к печальному выводу, что музыкальные способности при приёме высоко не ценились приёмной комиссией, а того, что ценилось, у него в наличности не оказалось. После этой горькой неудачи поехал поступать в Свердловскую консерваторию, где прошёл только собеседование по профилирующему предмету, и его приняли без экзаменов. Этой же осенью я его навестил в Омске, и между нами состоялся серьёзный и продолжительный разговор о его будущем. Пришли к выводу, что для семейного человека постоянная работа музыкантом в вечерние и ночные часы, когда нужно уделять самое пристальное внимание семье, не годится. Остановились на том, что ему нужно за зиму основательно подготовиться и поступать на юридический факультет Омского госуниверситета. Он нанял репетитора, хорошо подготовился и, успешно сдав все вступительные экзамены, прошёл по конкурсу на дневное отделение. Закончив три курса, он перешёл, по моему совету, на заочное отделение. До поступления на учёбу в ВУЗ играл в различных джазовых коллективах, когда же начал учиться, организовал студенческий джазовый оркестр, который пользовался у студентов из различных учебных заведений большого города заслуженным успехом. В то благодатное для него времечко он был заметной и яркой личностью среди студентов и пользовался у них благосклонным уважением и почитанием. Его там долго вспоминали добрыми словами, а некоторые хорошо помнят его одарённую и добрую натуру до сей поры.