История Консульства и Империи. Книга I. Консульство - страница 25

Правительство представило проект закона, первая статья которого имела целью закрыть список эмигрантов. С 25 декабря 1799 года список был объявлен закрытым, то есть с этого времени всякая отлучка не могла уже считаться эмиграцией и не подлежала наказанию. Впредь дозволено было отлучаться, ездить из Франции за границу и из чужих краев во Францию, не подвергаясь преследованию законом; всем гражданам снова была дана свобода выезда и въезда.

К этой мере была присоединена другая: лица, по счастливому случаю не попавшие в список эмигрантов, могли быть внесены в список не иначе, как вследствие решения суда присяжных.

Исключение из списка лиц, которые действительно были вписаны несправедливо или сами утверждали это, осуществляла исполнительная власть. В этом было ясно видно снисхождение к ним правительства: чтобы доказать, что обвинение в отлучении несправедливо, стоило только представить свидетельство, нередко подложное, о пребывании своем в том или другом месте Франции. При общей готовности нарушать тиранические законы такое нововведение было обречено на успех. Сверх того, эмигрантам, желавшим быть исключенными из списка, было дозволено возвращаться во Францию, но следовало состоять под надзором высшей полиции. На языке того времени это значило получить «льготу надзора»; таких льготных видов выдавалось много, и эмигранты получили возможность возвращаться до исключения из списка. Для большей части пользовавшихся этими льготами они стали даже окончательным дозволением остаться на родине.

Что касается эмигрантов, имена которых не могли быть исключены из списка по гласности их участия в эмиграции, то в отношении них были соблюдаемы прежние законы. Нельзя было поступить иначе, ибо если несчастные возбуждали сожаление, то, напротив, виновные, оставившие отечество, с тем чтобы идти против него с оружием в руках или накликать на него врагов, возбуждали всеобщее негодование.

Впрочем, ни в одном случае возвращавшиеся эмигранты не имели права отыскивать свои проданные имения. Продажа была признана неотменимой.

Закон, предложенный правительством, приняли огромным большинством, несмотря на некоторые замечания, сделанные в Трибунате теми, кто находил его или слишком строгим, или недостаточно милостивым для эмигрантов.

В числе существовавших тогда законов, казавшихся нестерпимой тиранией, было и запрещение завещаний. Перед смертью позволялось располагать только одной десятой долей имения, если у умирающего были дети, и одной шестой, если детей не было.

Это являлось и в самом деле нарушением всех прав собственности, одним из самых чувствительных угнетений революционного правления; смерть поражает каждый день, и тысячи умирающих, кончая жизнь, не могли исполнить желания сердца и наградить тех, кто служил им и утешал их в старости.

Для этого преобразования нельзя было ждать издания Гражданского кодекса. Начертали закон, которым право завещания было восстановлено, но в известных границах. По этому закону, отец, если оставлял, умирая, менее четырех детей, мог в духовном завещании располагать четвертой долей своего имущества, если менее пяти — пятой частью, и так далее, в той же пропорции. Если у него были только восходящие или боковые родственники, то он мог располагать половиной; если же вовсе не было родственников, имевших право на наследство, то он располагал всем имуществом.

Наконец, внимание обоих собраний было обращено на законы о финансах. Немногое мог сказать об этом предмете Законодательный корпус, потому что обе законодательные комиссии уже издали все нужные законы. Административные меры, принятые на основании этих законов правительством для преобразования финансового управления, не могли подлежать разбору. Однако же, хотя бы Для виду, надо было утвердить бюджет на 1799 год.

Если бы подати исправно выплачивались и честно взносились сборщиками, то положение государственных финансов было бы сносно. Постоянные подати могли доставить до четырехсот тридцати миллионов; к этому числу думали снова привести государственные расходы в мирное время; надеялись даже ограничить их гораздо меньшей суммой. Опыт скоро доказал, что даже в мирное время нельзя ограничиваться суммой менее пятисот миллионов; но в то же время оказалось, что нетрудно повысить до этой суммы и доход, притом не увеличивая тарифов. Бюджет того времени доходил до шестисот или шестисот двадцати миллионов.