История Консульства и Империи. Книга I. Консульство - страница 28

Это спокойствие произвело действие, какое обыкновенно производит хладнокровный человек на разгневанного: лорд Гренвиль возразил нотой, превосходившей первую заносчивостью и необдуманностью. В этом ответе английский министр старался скрасить прежние опрометчивые слова о доме Бурбонов, говорил, что война ведется не за них, а за безопасность всех правительств, и снова объявлял, что военные действия будут продолжаться безостановочно.

Более нечего было и говорить. Бонапарт сделал все, что мог: полагаясь на свою славу, он не побоялся предложить мир, предложил его без большой надежды, но добросовестно, и этой попыткой доставил себе выгоду, открыв Франции и английской оппозиции безрассудное пристрастие Питта. Счастлив был бы Наполеон, если бы всегда умел с могуществом столь же благоразумно соединять и расчетливую умеренность!

Ответ Австрии был пристойнее, хотя подавал на мир не больше надежды. Эта держава, не воображая, что Первый консул, при всем своем расположении к миру, согласился отказаться в ее пользу от Италии, решилась продолжать войну; но, зная Кастильонского и Риволий-ского победителя, зная, что с таким противником трудно надеяться на победу, не хотела совершенно закрыть себе путь к дальнейшим переговорам.

Австрия как будто условилась с Англией насчет формы ответа. Император 15 января 1800 года отвечал Первому консулу депешей [министра иностранных дел] Ту-гута к Талейрану. В сущности, содержание ее было сходно с нотами английского кабинета. Говорили, будто войну ведут только для предохранения Европы от всеобщего потрясения, что очень рады расположению Франции к миру, но спрашивают: что может быть гарантией ее нового отношения? Сознавались, однако, что под управлением Первого консула можно было надеяться на большую умеренность во внутренних и внешних делах, на большее постоянство в видах на будущее, большую точность в исполнении обещаний, и что из этого последует больше поводов к прочному и долговременному миру. Таким образом, ожидали счастливого поворота; наконец, не говоря этого прямо, давали понять, что когда этот поворот будет вполне совершен, тогда и подумают о переговорах.

Первый консул не довольствовался этим уклончивым объяснением и решился поставить венский кабинет перед необходимостью объясниться основательнее и дать решительный ответ, принимает он мир или отказывается от него. Двадцать восьмого февраля Талейран написал Тугуту и предложил ему в качестве основания для переговоров Кампо-Формийский договор: австрийский дом получит в Италии вознаграждения, которые обещаны ему по условиям договора в Германии.

В отношении второстепенных европейских держав будет определена «система гарантий, способная восстановить во всей их силе права наций, на которые существенно опираются безопасность и счастье жителей». Это был намек на завоевание Швейцарии, Пьемонта, Тосканы, Папской области и Неаполитанского королевства, в котором столько упрекали Директорию и которое послужило предлогом для второй коалиции; это было довольно ясное предложение восстановить эти владения и успокоить Европу насчет мнимых завоеваний Французской республики. Невозможно было сделать больше уступок; даже к таким предложениям Первого консула могла побудить только крайняя необходимость мира.

Двадцать четвертого марта Тугут отвечал, впрочем, в очень умеренных выражениях, что Кампо-Формийский

3 Консульство

договор, нарушенный вскоре по заключении, основан не на системе умиротворения, могущей успокоить воюющие державы, а истинное начало всех предшествовавших переговоров состоит в принятии за основу положения, в котором оставили каждую державу успехи оружия, и на другое основание Австрия согласиться не может. Тугут добавлял, что вынужден просить объяснения касательно формы переговоров: согласна ли Франция на допуск полномочных от всех воюющих держав для утверждения общего мира, единственного благоразумного и добросовестного мира, на какой может согласиться Австрия.

Эти слова доказывали два обстоятельства: во-первых, Австрия питает обширные надежды относительно Италии, а во-вторых, не отделяет себя от Англии, с которой ее связывали договор о субсидиях.