История Лейлы, сестры Ездры - страница 10

стр.

* * *

Согдиам с облегчением скинул корзину на порог дома.

— Ездра наверняка еще занят, — выдохнул он, осторожно толкая синюю калитку, чтобы она не заскрипела.

По сравнению с окружавшими его лачугами дом казался почти дворцом. Стены, сложенные из полых кирпичей, поддерживали пальмовую крышу, покрытую смесью Глины и битума, которая защищала как от холода, так и от жары. Три небольшие квадратные комнаты выходили окнами во двор. К наружной стене примыкала беседка, обвитая душистыми ветвями лимонного дерева.

— Подожди, — прошептал Согдиам, увидев, как Лейла направилась прямо в комнату, предназначенную для занятий. — Я должен предупредить их!

Лейла не успела возразить, что ей некогда ждать. Ясный и чистый голос произнес ее имя:

— Лейла!

Согдиам сказал правду. Теперь, приглядевшись, Лейла заметила, что у Ездры и впрямь был вполне ухоженный вид. Короткая борода блестела, как и белые сверкающие зубы, обнажившиеся в приветливой улыбке. Волосы были разделены тщательно проведенным пробором, идущим от самой макушки. Волосы на затылке были схвачены кольцом из восточной слоновой кости, давним подарком Лейлы. Светлая туника, облегавшая его высокое тело и перехваченная поясом из коричневого льна, не скрывала его худобы.

— Лейла, сестра моя…

Он пошел к ней навстречу, широко раскрыв объятия, но в последний момент встревоженно остановился.

— Могу ли я обнять тебя?

Лейла насмешливо улыбнулась. Ездра, верный каждому слову законов Моисеевых, желал узнать, не страдала ли она сегодня «женскими кровями».

Она переступила через разделявший их порог и приложила пальцы к его губам. Брат заколебался, раздираемый между желанием отпрянуть в сторону и желанием обнять ее. Лейла снова засмеялась. Ухватив его за шею, она притянула его к себе и, нежно поцеловав в мочку уха, прошептала:

— Не бойся. Я чиста! Иначе разве я пришла бы? Почему ты не доверяешь своей сестре?

Довольное ворчание родилось в груди Ездры. Лейла приникла к своему возлюбленному брату, и, закрыв глаза, забыла все страхи, которые мучили ее со вчерашнего дня. Обнявшись, они застыли на мгновение, словно их разлука длилась целую вечность, а не всего лишь несколько недель.

Одно и то же чувство охватывало их при каждой встрече. Брат и сестра, рожденные одной плотью, были настолько близки, что порой казались единым телом. Но никогда не единым духом.

Прижавшись губами к макушке Ездры, Лейла разомкнула веки. Согдиам глядел на них. Потом, развернувшись одним движением бедра, что заставило его согнуться пополам, исчез в глубине дома, прихватив с собой корзину.

Ездра отодвинулся, оставив руку Лейлы в своей. Со смешинкой в глазах, но совершенно серьезным тоном она заметила:

— Согдиам заверил меня, что ты прихорашиваешься перед каждым моим приходом. А я вижу, что ты все худеешь. Как такое возможно? Корзины Аксатрии набиты так, что вот-вот лопнут. Или ты ничего не ешь?

Ездра отмел все вопросы взмахом руки.

— Я прекрасно себя чувствую. Ты бы лучше беспокоилась за учителя Баруха. Пришли дурные новости, а за ними последовали дурные ночи. Этим утром мы не смогли заниматься, так как он слишком слаб.

Лейла бросила тревожный взгляд в направлении комнаты, откуда вышел Ездра. Он кивнул.

— Иди. Он ждет тебя.

* * *

Комната была уютной, несмотря на простоту убранства. Свет проникал в нее через широкий проем в западной стене. По обе стороны окна, которое можно было прикрыть ставнями, сплетенными из тростника, находились две ниши, доверху заполненные восковыми табличками. Подаренный тетей Сарой ковер украшал северную стену. Лейле стоило немалых трудов уговорить Ездру повесить его. Зимой он надежно защищал от ветра и холода, которые проникали в щели между кирпичами.

В центре комнаты стоял сундук кедрового дерева, служивший письменным столом, почерневший от частых подпалин, которые оставляли масляные лампы. Вокруг сундука стояли два табурета и кувшины с широкими горлышками, наполненные свитками папируса. В кожаной сумке, подвешенной к потолочной балке, хранились перья и палочки сухих чернил.

Низкая кровать из натянутых на раму кожаных ремней стояла у стены напротив окна. На шерстяной подушке в льняной наволочке покоилась голова старика, укрытого одеялом в зелено-коричневую полоску. Оно едва вздымалось над его хрупким телом.