Из осажденного десятилетия - страница 27

Разве ты не видишь, как они пожирают друг друга?

Разве ты не слышишь, как зубы их рвут плоть?

Помнишь, древние индусы болтали про Кали-Югу?

Так вот, похоже, что нам её не побороть.

Так вот, ты думал о них? Не думал? А ты попытайся.

Каждый мечтал о прекрасном. Чтобы жизнь

не была сера,

чтобы новый мир начался однажды с утра.

Моего друга, кстати, убили вчера.

Потому что он был китайцем.

Посмотри в этот город – сквозь огни, и рекламу,

и прочий неоновый лоск.

Ты увидишь, как я, что это – больной мозг,

совсем умирающий мозг.

Что ещё живым – осталась пара ночей,

прежде чем зубы бывших друзей вонзятся им

возле ключиц.

Эй, ведь каждый из нас здесь больше совсем ничей,

поэтому не забывай с собой нож и ключи.

Но пока – этой ночью – с тобой остаюсь я,

твой безумный ди-джей, голос ночной волны.

Кстати, хватит жать на кнопочку выключения,

она ни хрена не подарит тебе тишины,

потому что только я с тобой говорю открыто,

потому что только мой голос здесь существует – чёрт,

потому что радио твоё мертво и разбито,

потому что весь этот город мёртв.

ПРО ИОГАННА И МАРГАРИТУ

*

я иду по лесу, и я ищу тебя, брат,

шаг за шагом.

иголки сосен от ветра дрожат,

за одежду ветер цепляется,

когда-то здесь жили лисы да зайцы,

большие непуганые зайцы,

а сейчас – никого, только веточки по плащу.

я иду искать, мой брат, я уже иду, я ищу.

сестрица гретель приседает,

перебирает пальцами серую пыль,

белые крошки – похоже, что он тут был.

я иду и думаю: ты отыщешь меня, сестра,

потому что мы долго шли, но теперь пора.

я рассыпал белые крошки, траву примял,

я всё сделал так, чтобы ты нашла мой привал:

здесь кора задета, здесь споткнулся о корешок;

да, я знаю, у вас в разведке

натаскивают

хорошо.

братец гензель

оборачивается и смотрит назад

и поудобнее перехватывает автомат.

*

духота в лесу, духота, скоро ливень брызнет,

вот – нарядный домик, словно из прошлой жизни,

он ложится рядом, занимает позицию,

небо – словно в ожогах, взрывается и искрится,

где-то там далекие выстрелы и зарницы.

он лежит, затаившись, невидимо улыбается,

а ещё он думает: здесь были лисы и зайцы,

и куда они разбежались, куда подевались?

почему здесь одна тишина,

духота,

усталость?

только ветер, ветер шипит негромко,

словно змея в колодце.

она тоже залегает недалеко от домика,

ждёт, когда он шевельнётся.

перед глазами небо радугою искрится.

как же мы так, братец,

что же мы так, сестрица.

*

ай, братец гензель, разве мы с тобой не росли,

словно две травинки из этой сухой земли,

не делили последний хлеб и последний сыр,

не умывались капельками росы?

дым от ствола еле видим, призрачен, эфемерен.

почему так тихо в этом лесу, куда подевались звери?

не слышна походка барсучья,

медведь не ломает сучья,

не мелькает мордочка кунья?

неужели их всех пожрала злая колдунья?

кто из нас теперь – эта злая колдунья?

братец лежит в траве, голова его не видна,

а сестрица стоит одна.

*

и вот она видит: в высокое небо

взлетает серебряный самолёт,

без натуги, без тяжести прямо, легко идёт,

выше самых высоких деревьев, замков и облаков,

солнечный свет обтекает его, медов,

самолёт летит выше космоса, выше звёзд,

невероятно мирен,

невероятно прост,

так сияет, что больно глазам

и мучительно оставаться,

так легко летит, рассекая потоки тугие,

и сидят в нем сестрица с братцем,

живые сестрица с братцем,

маленькие,

маленькие такие.

там, где воздух

цвета прозрачного янтаря,

жёлтый, тёплый, с искрами в глубине,

где абрикосы и вишни на солнце горят,

ходит женщина, и над ней –

тёплая, шёлковая голубая гладь,

золотые пылинки на лёгком ветру.

эта женщина каждому похожа на мать,

бабушку или сестру.

этот сон мне снится

всегда на грани рассвета,

каждый раз – перед тем, как открыть глаза.

я пытаюсь его вспоминать, но это

невозможнее возвращенья назад,

в какой-то из тех, лет двадцать назад, июлей,

где не было ни Интернета, ни сытости,

ни войны.

воздух жёлт и тих.

провода гудят, словно улей,

ходит женщина по полю из тишины.

бабушка, говорю я,

можно, я здесь останусь,

там, снаружи,

в моей голове усталость

трещит, словно счётчик Гейгера, слышать ничего

не даёт.