Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз - страница 40

Альмариан поднялся и подал женщине руку. Флавьер нагнулся подобрать справочник и застыл в этом положении до тех пор, пока пара не проследовала мимо него. В его поле зрения попали легкие туфельки, подол шубки… Выпрямившись, он увидел их сквозь решетку лифта, наложившую на лицо Мадлен легкую сетку теней, и вновь ощутил резкий укол прежней любви. Он нерешительно сделал несколько шагов, бросил справочник на стойку, спрашивая себя, заметила ли она его, узнала ли.

— Месье оставляет комнату за собой? — осведомился служащий из-за окошка регистратуры.

— Разумеется, — буркнул Флавьер.

Это слово определяло его дальнейшую судьбу, и он сознавал это.

Утро он провел под палящими лучами солнца, блуждая в окрестностях Старого порта. Здесь тесно переплелись между собой дороги войны и коммерции. Древние камни сотрясались, как склоны вулкана, когда под разгрузку подходил очередной состав. Стремясь унять внутреннюю дрожь, Флавьер вбирал в себя шум и людскую суету. Однако никакое скопление народа не в силах было избавить его от страха: ведь он своими глазами видел труп… И Жевинь его видел, и старуха, обрядившая Мадлен в последний путь, и полицейские, проводившие это дурацкое расследование. Труп был опознан добрым десятком людей… Так что с Альмарианом вовсе не Мадлен… Флавьер выпил анисового ликера в баре на улице Канебьер. Одну рюмку. Но в голове сразу слегка зашумело. Он прикурил сигарету от зажигалки — зажигалки, которая не может лгать, которая тут, в его руке, отполированная прикосновениями его пальцев, столько раз вертевших ее подобно бусинам четок в безмолвной молитве. Мадлен умерла — там, у подножия колокольни, а за много лет до этого Полина… И тем не менее… Он подстегнул себя порцией виски, до того фантастична была мысль, пронзившая его мозг. Их разговор в Лувре он помнил так ясно, будто он происходил вчера. «Когда-то я уже проходила здесь под руку с мужчиной, — сказала тогда Мадлен. — Он был похож на вас, только носил бакенбарды…»

Как все вдруг встало на свои места! Тогда он еще не в состоянии был понять: он был чересчур полон жизни, ослеплен предрассудками; тогда он был далек от горя, болезни… Теперь же он готов принять невероятную и утешительную правду. Точно так же, как Полина позаимствовала тело у Мадлен, Мадлен в свою очередь… А может, и сам он уже видел когда-то в далекие, изгладившиеся из памяти времена это фиолетовое море, эти серые паруса?.. Что, если смерть уже настигала его? Сколько раз?.. Господи, если б можно было знать наверное!.. Мадлен — та знала… Тогда откуда этот страх? Чего он боится? Проснуться? Утратить веру в чудо? Жестоко обмануться? Нет. Он боится лишь одного: увидеть ее, потому что он бы не удержался и заговорил с ней. А сможет ли он вынести взгляд этих глаз? Без дрожи услышать звук ее голоса?

Пошатываясь, он встал, добрался до «Уолдорф Астории» и переоделся к ужину. Он облачился в черное, по-прежнему считая себя обязанным носить траур. Едва он открыл дверь в бар, как увидел в обеденном зале ее. Она, казалось, думала о чем-то своем, уткнувшись подбородком в скрещенные на столе руки, пока Альмариан вполголоса отдавал распоряжения метрдотелю — вероятно, заказывал блюда, не значившиеся в куцем меню. Флавьер сел, поднял палец, и бармен, успевший изучить его вкусы, поставил перед ним стакан. На тесной дорожке толклись танцующие парочки, а в зале ужинали посетители и лавировали с тележками между столиков официанты в белых куртках. Мадлен выглядела печальной, и печаль эта завораживала Флавьера. Ведь и раньше… И все же, что ни говори, а Жевинь холил ее! Мучительно думать, что после этого она прошла через столько рук и теперь прозябает, вынужденная жить с этим Альмарианом, похожим на хитроумного багдадского халифа. В ушах у нее безвкусные серьги. Ногти ярко накрашены. Та, прежняя Мадлен была куда утонченней! Флавьеру казалось, будто он смотрит плохо поставленный фильм с безвестной актрисулькой вместо кинозвезды. Мадлен ела без аппетита, изредка пригубляя бокал. Похоже, она испытала облегчение, когда Альмариан встал. Они прошли в бар, выискивая свободный столик. Флавьер крутанулся на табурете, отворачиваясь от них, но услышал позади себя голос Альмариана, требовавшего сигарет с фильтром. Может, пора? Иначе потом он никогда не наберется смелости… Флавьер протянул бармену купюру и соскользнул с табурета на пол. Остается повернуться и сделать три шага. Тогда четыре года тревоги перестанут давить ему на плечи; прошлое придет в согласие с настоящим; Мадлен окажется тут, как если бы он оставил ее накануне, после прогулки куда-нибудь в Версаль. И быть может, она забудет, как ушла…