Избранное - страница 9
Нас обучали примитивно, но убедительно и наглядно. Для того чтобы доказать, что от величины поверхностей пластин аккумулятора напряжение на его концах не увеличивается, у нас в классах стоял аккумулятор весом в несколько пудов, и мы действительно убеждались, что напряжение на нем не подымалось выше двух вольт. Нас на опыте приучали, что если гремучая ртуть не спрессована, то она взрывается от прикосновения перышка. Мы должны были уметь подрывать сооружения на суше, а в море — ставить минные заграждения. Однажды боевая мина Уайтхеда в море не взорвалась, и я отправился ловить ее. На ялике я подъехал к-ней с подветренной стороны и осторожно взнуздал ее. Вся задача состояла в том, чтобы при ловле не срезать предохранитель мины, — в противном случае легко было взлететь на воздух. Такая охота на мины кое к чему приучила.
В праздники от тяжелой скуки мы слонялись по улицам Кронштадта. В плавании мы ежедневно получали традиционную чарку водки. Нас заставляли петь в церковном хоре и ходить исповедоваться к попу. Это была страшная, до скуки размеренная жизнь. В 1905 году я плавал на минном крейсере «Войсковой», нас держали в открытом море, чтобы к нам не донеслись раскаты революции, но все же мы узнали о восстании на судах «Память Азова» и «Потемкин». Больше мы не оставались в неведении.
Двадцати трех лет я был уволен в запас и поступил на Николаевскую железную дорогу монтером по регулировке и ремонту дуговых фонарей. Когда забастовали поденные рабочие, требовавшие лучшей оплаты и введения расчетных книжек, я примкнул к ним, предъявив от их имени экономические требования. Меня вышибли с работы без права поступления на железные дороги. В эти годы я учился на вечерних политехнических курсах, готовивших техников узкой специальности. Они не давали прав, но я шел туда за знаниями. После девятичасовой работы я спешил на Разъезжую. Мы проходили высшую математику, механику, сопротивление материалов, химию. Но когда я получил волчий билет по работе, мне стало не до учения. Целый год с меченым удостоверением я скитался по Питеру, пока не устроился на Балтийском заводе по электроустановкам на дредноутах «Севастополь» и «Петропавловск».
Чем определялись мои политические зарубки? В 1914-м на Балтийском произошла первая забастовка, направленная против войны. Мы бастовали две недели, а когда забастовка была свернута и главарей втихую стали забирать и бросать в тюрьмы, я ушел на станцию Антропшино, на писчебумажную фабрику, став у распределительного щита турбины. Я кочевал с завода на завод, избегая военной мобилизации. На Аптекарском острове, на электромеханическом заводе Дюфлон, я впервые услышал речь большевика Мурзы, который громил царскую власть и призывал выступать против войны. Он говорил:
— Не все ли равно, кому шею подставлять, русскому царю или немецкому кайзеру! Их обоих надо сбросить с рабочей шеи…
Мурза открыто призывал к восстанию. Когда он кончил говорить, то попрощался с нами и присел у своего станка. За ним пришли жандармы. Они провели его мимо нас и скрылись в дверях.
Я разбирал новый амперметр для переделки на иной ампераж и на стенке его обнаружил германскую фабричную марку.
— «Мэд ин Джермани», — прочел я вслух и обратился к приемщику-офицеру: — Выходит, что для немецкого буржуа Россия дороже своего отечества?
— Интересуешься? — лениво спросил меня офицер.
— Да, любопытствую.
— Если тебя разбирает любопытство, то я могу послать тебя на фронт. В бою ты повстречаешься и будешь иметь беседу с немецким офицером. Он разъяснит тебе…
Такого желания у меня не было, я замолчал и вскоре перебрался на Шестую линию, на завод слабых токов Сименс — Гальске. Несмотря на свои политические «хвосты», я имел в руках хорошую квалификацию и сравнительно легко менял места работы. В Харькове я работал монтером по электроустановкам, когда произошел революционный переворот. Развернутой политической жизнью я до революции не жил. Как тысячи других рабочих, я читал революционную литературу, бунтовал, бастовал и никогда не ставил перед собой вопроса: идти в забастовку или нет? Это было для меня ясно: бастовать! Настоящая жизнь началась в семнадцатом году. Весной семнадцатого я предложил рабочим ВЭКа бросить работу. Два дня мы не работали. Директор завода спрашивал рабочих: