Избранные стихотворения и поэмы (1959–2008) - страница 8
и чьи-то окна заслоняла,
но что от этого? темней
или светлей ему не стало,
он даже улыбнулся вдруг
ей как развенчанному чуду
и, пососав пустой мундштук,
поплелся убирать посуду.
Ты неудачник, сам себе
сказал он, вытирая блюдца,
тарелки, и в чужой судьбе
ты сам погряз. Но оглянуться,
но до конца понять не мог,
что так застряло в нем. Обрывки
каких-то фраз и поз. Намек
на что? Окурки и опивки.
Окаменевший винегрет
и баритон из-под иголки: –
Я возвращаю ваш портрет, –
и шпильки снова, и заколки –
все, все смешалось, став колом,
и молотого вздора вроде
внезапно пролетало в нем,
стуча как в мусоропроводе.
Потом он, лампу потушив,
лежал с открытыми глазами
почти недвижим, жив не жив,
и забывался... Полосами
свет упирался в потолок,
дрожал, съезжал по скользким крышам
как одеяло, в лужах мок.
И он, как этот свет унижен,
лежал пластом... Он вспоминал
его очки и позу в кресле,
их танец, хоть в мужской журнал.
Но ты не против, если... Если?!
О, этот роковой вопрос!
Герой, к несчастью, был филолог
и эту фразу произнес
как приговор: – Но если?.. – Долог
был смысл ее... С трудом дыша,
лежал он, все внутри горело,
все восставало, и душа
изнемогла в себе. И тело.
Он встал и ощупью открыл
дверь в ванную и долго, дольше,
чем в первый раз, не выходил...
Давным-давно когда-то, в Орше,
он видел в парке на пруду
солдата, тот катался в лодке
вдоль берега и на ходу
кричал девчонкам: – Эй, красотки,
а ну садись по одному! –
но воротили девки лица,
спеша в подлиственную тьму,
а так хотелось прокатиться,
и парень насажал ребят,
откуда ни возьмись гармошка,
и развернул мехи солдат:
– Залетка, выгляни в окошко,
иль ты меня не узнаешь?..
К стеклу прижавшись лбом горящим,
стоял он, подавляя дрожь,
у пустоты... Вот что обрящем,
мелькнуло, и на двойника
взглянул он отстраненным взглядом,
поскольку свет от ночника
был за спиной. Стоявший рядом,
но в пустоте небытия,
он был, однако же, реальней
и – воля, Господи, Твоя! –
неотвратимей...
Знак астральный,
пятиконечная звезда
погасла. Он увидел вчуже,
как он шагнет сейчас туда,
шагнет и захлебнется в луже
и – точка. Он отпрянул враз.
Мутило, и, опустошенный,
разбитый – только не сейчас! –
он лег и как завесой сонной
накрылся с головой...
Сперва
по вяжущей трясине шел он
бежал ворочая едва
ногами и в мозгу тяжелом
еще свербило он не тот
и он бежал и задыхался
от бега в духоте болот
не мог взлететь но оторвался
и полетел поплыл поплыл
в иное поле тяготенья
все выше на пределе сил
уже не чая пробужденья
все дальше звездною рекой
засасываемый в воронку
в ту бездну где и свет другой
и страх был жуткий...
Как заслонку
он веки приоткрыл, с трудом
помнясь, кровь так и стучала,
и лег на правый бок... Потом
верней теперь опять сначала
сидел за партой и пока
учительница Х + Y
писала он исподтишка
следил как мускулы на икрах
бугрились и пока с мелком
рука ползла он видел в дымке
как наливались молоком
две подколенные ложбинки
и сам он наливался весь
упругим чем-то и горячим
молочным молодым но здесь
он взглядом словно бы незрячим
в упор увидел на доске
была контрольная задача
опять баранка в дневнике
он понял и едва не плача
склонился для отвода глаз о
пять не сходится с ответом
опять опять в последний класс
не перейду и за соседом
пригнулся но среди всего
заметил с ужасом немалым
что голый весь а на него
идет она она с журналом
и он пригнулся грудью лег
авось не вызовет Семенов!
к доске! и зазвенел звонок
и сердце сжалось захолонув
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Звонил, звонил, звонил...
– Алло?
Семенова? Какие хаши?
Он спит! – и выругался зло,
и чувство собственной пропажи
и той, другой...
На двадцать лет
ты опоздал, Семенов, к балу.
Ну что же, если клином свет,
идет комедия к финалу,
подумал он. Бывает миг
какого-то полусознанья,
когда ты муж, дитя, старик –
все вместе, и воспоминанья
не быль, а смотровая щель
туда, где жизнь неискаженный
имеет замысел и цель
иную, где, освобожденный,
живешь с такой отдачей сил,
что в это, кажется, мгновенье
живешь, а не в котором жил
однажды, но несовпаденья
и есть свидетельства, что дух
еще не умер, – так спросонок
он размышлял и вывел вслух:
– Не муж ей нужен, а ребенок!
Он пододвинул аппарат,
по справочной «Аэрофлота»
узнал, когда на Ленинград