Изумрудные окна - страница 28

Понимающая улыбка тронула губы Брук.

- И он оставил ее тебе? — спросила Брук.

- И он оставил ее мне, — подтвердил Ник, — оставил еще даже до того момента, как я стал достаточно взрослым, чтобы водить машину. Он сказал мне, что хочет, чтобы я сроднился с ней, как с другом, что и получилось.

Ник улыбнулся, и, казалось, что воспоминания нежно заиграли в его глазах. Он сказал с нарочито сильным итальянским акцентом, используя много жестов: «Ты вкладываешь заботу и любовь во все, что ты делаешь, Ники, и это — качество. Это не зависит от денег. Ты делаешь все, как будто делаешь это для Господа. Он отблагодарит тебя».

- Вот такая история у этой машины.

Брук откинулась на спинку сидения и положила руку на дверь, глядя на машину уже, будто другими глазами.

- Каким был твой дедушка? — спросила она.

Легкий вздох Ника от нахлынувших воспоминаний перешел в шепот, его глаза заблестели.

- Дедушка был единственным в моей семье, кто смотрел на мой талант, как на дар, а не как на проклятие. Он подарил мне мою первую коробку красок, когда мне исполнилось шесть лет. Он был особенным человеком.

Сердце Брук забилось быстрее: его лицо озарилось такой любовью... Она вдруг поняла, что если бы кто-нибудь взглянул на нее с такой нежной, неподдельной любовью, она бы не раздумывая отдала бы всю себя этому человеку.

- Ты скучаешь по нему, да? — спросила она.

- Ага, — прошептал он, — скучаю. Но у меня есть эта машина, которая напоминает мне о нем, и еще все мои воспоминания. На самом деле он не умер, и я еще увижу его.

Брук выглянула в окно машины. Она сама до конца не знала, верит ли в небеса, но ей совсем не хотелось прерывать размышления Ника и говорить о себе.

- Я был с ним, когда он умирал, — сказал Ник. — Помню, он взял мою руку и начал цитировать двадцать второй Псалом. «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла». И он не боялся. Ничуть не боялся. Закончив цитировать, он широко открыл глаза и дотронулся до моего лица, а затем сказал: «Ники, Слово Божье говорит, чтобы мы не огорчались, как не имеющие надежды. Мы встретимся снова, мой мальчик». И он стиснул мою руку так сильно, как только мог, посмотрел куда-то сквозь меня, и прошептал: «Я иду, Иисус!» и умер.

Брук смотрела на Ника, понимая, что он поделился с ней одним из самых сокровенных воспоминаний. Она не знала, что сказать.

- Я хочу умереть так же, — сказал Ник, — без страха, желая быть с Иисусом, говоря всем, что должно быть больше радости, чем горя.

- Так и было? — переспросила она, — я имею в виду больше радости?

- Я плакал, — сказал Ник, — плакал навзрыд. Но когда я начал думать о том, что мой дедушка на небесах, и у него больше нет артрита, из-за которого он хромал, и хрупких костей, и диабета, и высокого давления, и возраста... А там Иисус учит его непостижимым вещам, отвечая на вопросы, на которые на земле никто ему не мог ответить, например, зачем нужен сатана и что Иисус когда-то писал на песке...

Он говорил так, как будто верил в то, что Иисус был больше, чем просто мифический герой. Брук никогда раньше не знала того, кто бы думал об Иисусе подобным образом.

Ник улыбнулся и посмотрел на нее, когда машины снова начали движение.

- Ты бы ему понравилась.

- Мне бы он тоже понравился, — сказала Брук, чувствуя, будто она знала этого человека, который оказал такое сильное влияние на жизнь своего внука.

Когда машина подъехала на стоянку галереи искусств, Брук неожиданно спросила:

- Что мы здесь делаем?

- Я хочу тебе кое-что показать, — ответил Ник, выключая мотор и позволяя тишине окружить их, — мой дедушка всегда говорил, что я могу стать всем, кем захочу, если буду стремиться к этому, и что другие увидят меня таким, каким я вижу себя сам. Я думаю, пора показать тебе, каким я вижу себя, чтобы ты перестала смотреть на меня, как на учителя. Я не преподаю уже семь лет, и мне нужно было каким-то образом зарабатывать на жизнь.

- Знаю, что нужно было, — сказала Брук.

Он улыбнулся с неподдельным удовольствием.

- И как ты думаешь, чем я занимался?

- Ну, ты... я думаю, ты был... — она перевела дыхание и почувствовала некоторое смущение, — художником, конечно же.