Китовый ус - страница 55
И как ни странно, конец этому обычаю положил истинный владелец барабана. Вначале неожиданно пришел перевод на три тысячи в новых деньгах, тетя Мотя догадалась, что это от Кости, а затем появился и он сам. Зашел прилично одетый, в белой сорочке с галстуком, тетя Мотя и не узнала его — так он изменился, облысел весь, усы завел, да и в темных очках был. Сидит и сидит в углу, тетя Мотя забеспокоилась — не ревизор ли какой незнакомый, а тут, как назло, один опивок ударил три раза громко, а четвертый потише и лезет чуть ли не за прилавок за ответом. Подумал опивок, что тетя Мотя не расслышала, и опять пошел лупить.
— А зачем этот гражданин в мой барабан бьет, мурмулька ты моя? — подошел Костя и снял очки.
— Ой, Костя! Не узнала — богатым будешь или стал уже, — залепетала тетя Мотя, не зная, радоваться гостю или нет. — Да это, Костя, просит он так на бутылку. Надо же их как-то воспитывать.
— Ах вон оно что! Унижаешь человеческое достоинство, нехорошо это, Мотенька. Ты сними его да отдай лучше какому-нибудь оркестру. Барабан классный.
— А может, ты его себе заберешь или ты теперь не шут гороховый? — съязвила тетя Мотя, потому что Костя не успел заявиться, а стал указания раздавать, как же, его указания ждут тут не дождутся.
— Нет, Мотенька, не шут я, а рецидивист.
— Всего-то навсего?
— А тебе что, мало этого? Однако у вас запросы, мадам. Ладно, когда у тебя закрывается шалман? Хочу поговорить о дочери. Покажешь или нет?
— Так, товарищи, прошу всех покинуть зал. У меня ревизия! — властно объявила татя Мотя, и посетители, с опасной поглядывая на Костю, освободили чайную.
— Возьми с собой бутылку коньяку, закуски хорошей, надо же отметить как-то встречу, — попросил Костя.
Тетя Мотя выполнила просьбу, села напротив и, подперев руками щеки, умильно смотрела на него и думала: «Ах ты, паразит проклятый, я думала, что твои и косточки сгнили, ведь не написал ни разу, а его еще земля носит. Сколько зла моей жизни причинил, а теперь пьет спокойно, закусывает, о дочери ему хочется поговорить!»
— А откуда о дочери знаешь? — спросила она.
— Да с одним земляком с твоим встретился, он и рассказал. Назвала ее как?
— Людмилой.
— Хорошо назвала. Обо мне она расспрашивала, что ты ей говорила?
— Ну, а как ты думаешь, ребенок не интересуется, кто его отец? Рассказывала, — сказала тетя Мотя протяжно.
— Она как… Ну да ладно. Покажешь ее или нет? — повторил вопрос Костя.
— Покажу, должна после школы зайти ко мне.
— В каком она классе?
— В восьмом.
— А учится как? — спросил Костя, отхлебнув полрюмки коньяку.
— Ничего. Ты что-то стал мало пить? — спросила Мотя, потому что почувствовала свой черед задавать вопросы.
— Язва, Мотенька, проклятая замучила. Приходится воздерживаться.
— Почему же раньше не объявился?
— Видишь ли, милая, не сложилось. Дали мне тогда пять лет, отсидел я с зачетами три, вышел немного при деньгах, хватило только отдать долг тете Уте. А она через три месяца возьми и умри. Везуха! Как в мультфильме каком — шырь-пырь, кому-то смешно, а мне тошно. Вспомнила она тебя в последнею нашу встречу, говорила мне: «Возьми свои деньги и поезжай к Моте, обрадуется. Мне все равно скоро умирать, зачем они мне?» Но я же гордый, не могу, отвечаю ей, чувствовать себя должником. Люблю возвращать долги. «Ну и дурак», — сказала она и была права. Ох, как ее хоронили, — покачал, причмокивая, головой Костя. — Сотни моряков шли за гробом, а когда опустили в землю, не сговариваясь, суда в гавани простились с нею гудками. Надрался я в тот день, сел в такси и поехал к одному из тех акробатов, сделал его инвалидом. Если возвращать долги, так возвращать. К тебе ведь нельзя мне было ехать — без денег, без профессии, как пес, с поджатым хвостом? Нет уж, увольте.
— Ну и дурак, тогда бы, может, было бы все по-другому. Ох, какой же ты дурак, — сказала тетя Мотя.
— А сейчас? — напрямик спросил Костя, и тетя Мотя увидела, как у него под кожей на скулах заходили желваки.
— Сейчас не надо, Костя. Перегорело все, зачем. Разбитое как ни склеивай, а трещина останется.
— Да, ты права, — медленно произнес Костя. — Да-а-а. Ради интереса расскажу дальше. Отделывая того субчика, я не рассчитал кой-чего и заработал десятку. Вот и разбогател. Ты, кстати, деньги получила?