Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии - страница 28
И тело, чтоб дряхлело с каждым днем.
Я знаю, ты лишен стыда, создатель,
Хоть бы устал дарить, щедроподатель!
Из «Описаний времен года»
Нараяналаччхи[223]
* * *
Вишну и Лакшми объятья разорвало горячее лето.
Божественных клонит ко сну, оттого, что валы океана
Качают плавучий дворец, где влага струится со стен,
Изнутри охлаждая покои.
Свирепые солнца лучи! По милости вашей луна,
Лишенная чудного блеска, сегодня печется, как блин.
Докрасна вы раскалили небесную сковороду!
Йогешвара
* * *
Воду пру́да нагревает зной
Сверху, а внизу — холодный слой.
Если водоемы су́хи всюду,
Путники приходят в полдень к пру́ду.
Буйволы грязнят его: скотине
Отдыхать привольно в склизкой тине.
Но, руками разгоняя муть,
Люди пьют, войдя в него по грудь.
Неизвестный поэт
* * *
Когда развертывают купы ке́так
Блестящие зеленые листы,
Свисают кисточки соцветий с веток,—
Точь-в-точь ягнячьи белые хвосты!
Билхана[224]
* * *
О дивнобедрая! Стрелы Ананги[225]
Время дождей закаляет усердно,
Словно железные стрелы — кузнец.
Разве не видишь? В угольных тучах
Перебегают молний огни!
Неизвестный поэт
* * *
Кто смел перечить Камадеве?
Любимому вернуться к деве
Велят немедля гневные уста.
Ослушник — путник беспечальный,
Что в клетке заключен хрустальной
Из струй, сбегающих с его зонта.
Йогешвара
* * *
Пока слетает с уст хоть слово,
Пока стремится сердце выжить
И страннику послушны ноги,—
Хранит он слабую надежду,
До той поры, когда очам
Откроются предгорья Виндхьи[226],
Красуясь мокрыми от ливня
Кадамбами в густом цвету,
И тучи, черные, как змеи,
Сменившие недавно кожу.
Йогешвара
* * *
Огромная туча-кошка
Огненным языком
Лакает лунные сливки
Из кастрюли ночных небес.
Вишакхадатта[227]
* * *
Небеса в покое нарастающем
Кажутся божественными водами,
Что текут беззвучно в вышине,
С отмелями белых облаков,
С криками летящих журавлей,
С лотосами-звездами в ночи.
Абхинанда
* * *
Раздавленный повозками тростник
Обрызгал соком сладким колею,
Что пыль шафранную несет, как стяг.
Слетелись попугаи на ячмень,
Колосья полновесные склонивший.
От рисового поля — к водоему
Проплыли вдоль канавы пескари.
Пастух прилег на отмели, где тело
Приятно охлаждает ил речной.
Мадхушила
* * *
Меж грудей, подобно снизкам жемчуга,
Матово мерцают стебли лотосов.
Около ушей свисают лилии —
Двум серьгам затейливым замена.
А пробор проложен не рубинами,—
Бандхудживы рдяными цветами.
Сколько драгоценностей
Время урожая
Подарило девочке,
Стерегущей рис!
Вачаспати
* * *
Вздрагивают веточки горчицы,
Отягченной острыми стручками.
Под ююбой стоя, без труда
Дети рвут плоды с ветвей склоненных.
Зрелый сахарный тростник из листьев
Выпростал коленчатые стебли
И, ручным давилом пригнетен,
В изобилье брызжет сладким соком.
Саварни
* * *
Гу́нджи[228] созревшей растрескался плод,
И обнаружились красные зерна,
Схожие с глазом влюбленной кукушки.
Эти пурпурные зерна — единственный
След бытия плодоносной лозы.
В листьях, в побегах — она уничтожится:
Смертная стужа сожжет их дотла.
Йогешвара
* * *
Поля сухие, где созрел кунжут,
Прельщают голубей. Цветы горчицы,
Приобретя коричневый оттенок,
Сменяются стручками. Коноплю
Раскидывает ветер, что сечет,
Вгоняя в дрожь, крупою снежной тело,
И путники, вступая в перебранку,
Теснятся у общинного огня.
* * *
Тепло соломы вихрем ледяным
Уносится. Крестьяне то и дело,
Огонь угасший силясь пробудить,
Мешают хворостинами в костре.
Пахучий дым курится над половой
Горчичной. Треск и шорох шелухи
Сопутствуют благоуханью,
Разлитому над зимним током.
Неизвестные поэты
* * *
Прекрасна ночь, когда сверкает месяц.
Хвала тебе, колеблющий волну!
О месяц! Разве не в твое сиянье
Невидимой рукой закинут мир,
Вместивший страны света целиком,
С грядами гор и водами речными?
* * *
Сперва он отливал густым багрянцем,
Под стать китайской розе, а потом
Медово-красным сделался, как щеки
Гречанки юной, выпившей вина,
Но просветлел, как зеркало златое,
И, словно белый та́гары[229] цветок,
Теперь блестит на небе диск луны.
Мурари[230]
* * *
В ночи небесную стреху́
Термиты тьмы проели,
И видно звездную труху,
Что сыплется сквозь щели.
* * *
Та — вверх, та — вниз, — весов метнулись чаши:
Твое лицо — луны взошедшей краше!
Но звезды вышли на простор небес
Веем сонмом, подчинясь ее главенству —