Книга алхимика - страница 16

Сейчас профессора очень беспокоил внук. С тех пор как Томас увидел труп полицейского, с лица мальчика не сходила мертвенная бледность. Крепко вцепившись в руку деда, он держался за нее, не желая отпускать. Чтобы отвлечь мальчика, Пинсон ткнул пальцем в старое здание, стоявшее дальше по улице.

— Видишь тот дом, Томас? Вон тот, с красной крышей. Когда я был таким, как ты, там жила моя тетя Роза. Она была старенькой, и мы ходили к ней пить чай. Мы надевали самые красивые наряды…

Из тюрьмы донесся выстрел. Оба бойца замерли. Секунд через тридцать раздался еще один.

— Ходер![9] — процедил сквозь зубы Бесерра, схватив винтовку.

Еще один выстрел, и еще один, и еще, а потом — снова тишина.

— Патроны кончились, перезаряжает, — пояснил Бесерра. — Муро, пригляди за стариком. Я сбегаю за Огаррио.

Его ботинки застучали по мостовой, и будто аккомпанируя им, снова зазвучали выстрелы.

Фелипе, вытаращив от страха глаза, навел ружье на Пинсона с Томасом и трясущимися руками попытался передернуть затвор. Боец тяжело дышал. Пинсон увидел, как у солдата по подбородку течет струйка слюны. Профессор поднял руки. Внутри тюрьмы один за другим грохнуло сразу два выстрела.

— Не волнуйся, Фелипе, — промолвил Пинсон, стараясь говорить как можно более спокойным голосом, — мы никуда не собираемся убегать. Вот смотри, сейчас мы сядем на мостовую. — Профессор наклонился к внуку, который по-прежнему крепко держал его за ногу. — Не бойся, Томас. Фелипе не сделает нам ничего плохого. Видишь? Все в порядке. Мы никуда не убежим. Все будет хорошо.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Фелипе и плачем Томаса. Пинсон искренне надеялся, что выстрелов больше не будет, но они снова возобновились, с интервалом полминуты — минута. Профессор понял, что Леви и Мартинес принялись за следующий этаж. Он вспомнил, как сам ходил по этой тюрьме. Перед его мысленным взором предстали лица заключенных каждой из камер. Выстрелы все гремели и гремели.

Кошмар, казалось, никогда не закончится.

Потрясенный глубиной собственного бессилия, профессор сидел, погрузившись в оцепенение, когда услышал, как по улице кто-то бежит. Грохоча коваными ботинками, к тюрьме с пистолетом в руках несся сержант Огаррио, а за ним — Бесерра и еще четверо солдат. Когда они подбежали к двери, из-за нее показался комиссар Леви, отряхивавший рукав шинели. Пинсон увидел на его лице знакомую кривую улыбку:

— Вот и вы, сержант. Рад сообщить вам, что теперь, благодаря мне, в Сиудадела-дель-Санто нам можно не опасаться удара в спину. Угроза со стороны пятой колонны устранена.

Выпучив глаза, Огаррио уставился на него. Мгновение спустя он кинулся внутрь, оттолкнув с дороги Мартинеса, который стоял на пороге бледный как полотно. Еще минута, и из тюрьмы раздался преисполненный ярости рев.

Выйдя из тюрьмы, командир медленно подошел к комиссару, который, взяв у Мартинеса флягу с водой, пытался смыть с рукава кровавое пятно. Некоторое время Огаррио молча наблюдал за Леви. Вдруг он схватил комиссара за шиворот и со всей силы толкнул на гранитную стену. Круглые очки полетели на камень тротуара. Звякнули разбитые стекла. Развернув Леви к себе, Огаррио ударил его по лицу и под дых, а когда тот упал, от всей души два раза двинул ему ногой между ног.

— Это были мои заложники, — тихо произнес сержант. — Твою мать, это были мои заложники! — взревел он. Повернувшись спиной к комиссару, Огаррио сжал кулаки и, закрыв глаза, задрал голову к небу. Затем он ткнул пальцем в Мартинеса. — Ты… ты сын осла и шлюхи! Почему ты его не остановил? Двадцать четыре монахини и восемь священников! А ты просто стоял и смотрел!

— Но, сержант, он… он же комиссар…

По всей видимости, Огаррио потребовалось приложить максимум усилий, чтобы сдержаться.

— Я знаю, — сказал он и похлопал Мартинеса по плечу, — он мудак. Всё, проехали. — Командир кинул презрительный взгляд на Леви, который, с трудом встав на четвереньки, шарил по мостовой в поисках очков. Из разбитого носа комиссара шла кровь. — Помоги ему привести себя в порядок, — приказал Огаррио Мартинесу, — считай это наказанием за то, что повел себя как ослиное говно. — Внезапно командир вспомнил о Пинсоне. — Мне очень жаль, что ваш мальчуган стал свидетелем всего этого. Вы в порядке?