Книга о странных вещах - страница 9
После долгой и томительной паузы послышался мрачный голос второго пилота:
«Плохо дело, Миша. Это я к тому, что нам лучше не садиться. Если сядем, так надолго».
«Что там?» – спросил Нехотин.
«Холодильник, – сказал второй пилот. – Все в инее и не моргают».
«И Лариска?» – напряженно поинтересовался первый пилот.
«Все».
«Как же так? – голос первого пилота казался озадаченным. – Как же так?»
– Черт! – сказал один из членов комиссии и не сдержался – прошелся по чьей-то матушке.
«Играют, – пробормотал на пленке Нехотин. – Что делать будем, Наумыч?»
«Лететь, – коротко сказал второй пилот. – Куда нам ближе? Может, Ростов запросим?»
«А я знаю, кто это, – вдруг сказал Нехотин. – Воздушные элементали это, Наумыч. Я про них читал. Есть элементали земли, есть огня и воды. А это – воздуха. Забыл, как они называются».
«Сейчас они нас отэлементалят, – мрачно предсказал Белкин. – Быстрые, суки! Снижайся! Снижайся, Миша!»
«Мы только по прямой можем, – горько сказал Нехотин. – Рули высоты накрылись. Это, Наумыч, называется – не повезло».
«Закрой глаза, – слышно было, как Белкин хрипло дышит. – Это не страшно, Миша. Это быстро».
Некоторое время пленка перематывалась без звука, слышно было, как она шуршит на шпеньках магнитофона. Никто не решался нарушить молчание.
«Какие у нее глаза, – вдруг ожила пленка. – Ты заметил?»
«Детские», – сказал Нехотин.
«Нашла себе игрушку, – слышно было, как Белкин возится в кресле. – А дети игрушки не берегут, они их быстро ломают!»
«Она нас держит», – сказал Нехотин.
«Что, будем прощаться?» – спокойным голосом поинтересовался второй пилот.
И сразу же за его словами послышался треск. Все завороженно смотрели на замолкшую ленту.
– Все, – буднично подвел итог Устюгов. – Дальше ничего нет.
– Да-а, – сказал председатель комиссии. – И что нам с этим делать? Принять за основу? Уволят нас всех, к чертовой матери уволят. И еще на лечение направят. Ну-с, господа альбатросы, какие будут предложения?
Члены комиссии подавленно молчали.
Истина открывалась перед ними, только вот уж очень эта истина была неудобна любому из них, трудно человеку поверить в чудеса, если они происходили где-то в стороне от него и дошли к нему в виде отголосков, которыми нельзя пренебречь и которые нельзя, ну никак нельзя принимать во внимание.
– Твое мнение, Борис Антонович? – спросил председатель.
Старейший работник летно-эксплуатационного отдела ГВФ Борис Антонович Лукавый закашлялся, некоторое время бесцельно перебирал бумаги, лежащие перед ним, потом схватил одну из них и близоруко уставился в нее.
– Легче уж все объяснить ошибками пилотирования, – сказал он сдавленно. – Зачем гусей дразнить? Ведь все равно никто не поверит.
И все вокруг согласно загалдели, соглашаясь с Лукавым. Ошибки в пилотировании – чего же проще? И пусть истина будет где-то рядом, кому она нужна эта истина – мертвым любое заключение уже не в силах помочь, а живым и ложь будет истиной, если она во благо.
– Сильфиды, – сказал Устюгов.
– Что? – не понял председатель комиссии.
– Да так. Вспомнил к слову. Сильфиды они назывались, эти элементали воздуха.
Некоторое время председатель, не моргая, смотрел ему в глаза.
– Не пори ерунды, – наконец тихо сказал он. – Всем нам надо в одну дуду дуть. Понимаешь?
Когда Устюгов вышел из здания, весеннее небо было безоблачным. Он долго стоял в сквере, вглядываясь в его бездонную синеву. На секунду ему даже показалось… Но нет, это могло быть только игрой воображения. Игрой воображения. Не более того.
Проклятый дар
Небольшой конвейер, по которому движутся чугунные бруски. Каждый надо взять в руки и положить обратно. Тридцать два бруска до обеда. Это норма. Ближе к полудню открывается окошечко, виден напряженный и злой взгляд и звучит команда:
– Руки к стене, надеть наручники!
После этого тебя начинают кормить. Кормят осторожно, боясь даже случайно прикоснуться к тебе. Такое уже случалось. Охранники видели, к чему может привести беспечность, теперь они осторожны вдвойне.
После обеда ты вновь перебираешь тяжелые бруски, медленно ползущие по бесконечному конвейеру. Тридцать два бруска – норма после обеда. Итого за день шестьдесят четыре бруска.