Ко Святой Горе. Записки о паломничестве 1991 г. - страница 28

стр.

и руководимых правильным моральным сознанием, способным выбирать истинно доброе. «Где Дух Господень, там и свобода» (2 Кор 3:17).

Вот, дорогие юноши и девушки, — единственный путь, на котором человечество может стать зрелым и достойным своего имени.

<> Где, как не у ног Матери Божией, можно лучше понять, что значит быть детьми Божиими? Мария — лучший Учитель. В истории спасения Ей принадлежит исключительная роль: «Когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего Единородного, Который родился от жены, подчинился закону, чтобы искупить подзаконных, дабы нам получить усыновление» (Гал 4:4-5).

<> Для молодёжи Востока и Запада, Севера и Юга паломничество в Ченстохову будет свидетельством веры перед всем миром. Это будет паломничество к свободе через государственные границы, которые всё шире открываются Христу, Искупителю человечества.

<> Пусть мои размышления станут первым шагом на этом пути, который есть прежде всего путь веры, обращения и возврата к основным ценностям нашей жизни.

Утром 16-го была ещё одна, импровизированная  встреча Папы — только с нами, приехавшими из Союза.

И на ней меня тоже не было.

Так что же, значит, встреча не состоялась?.. И главку надо назвать Не-встреча со Святым отцом?..

Через несколько месяцев после паломничества я видела документальный фильм. Он шёл на английском языке, которого не знаю, но то, что я увидела, в словах не нуждалось. Вот минутная сцена из этого фильма:

…Святой отец входит в тюремную камеру. В углу её на стуле сидит молодой человек. Его загорелое лицо, вьющиеся, как у южан, тёмные волосы выделяются в ровном мягком свете на фоне светлых стен.

…Святой отец приближается к юноше. Мы видим со спины его слегка сутулую фигуру в белом одеянии. Он движется медленно, с трудом неся своё большое сгорбленное тело. Он движется, и вместе с ним движется объектив камеры, наверно, скрытой, потому что иногда что-то перекрывает изображение.

…И тут нам показывают глаза человека, увидевшего того, кого он убил. Они всё ближе, ближе. Это нельзя вынести, кажется, юноша сейчас закричит, закроется руками, потеряет сознание, — но он недвижим. Что видит он?

Старого, слабого после операции человека, в которого он стрелял, чтоб убить? Или того, кто, выжив, избавил его от греха убийства? Или видит он в немощи старика Силу Господню? Эта сила взяла жизнь святого из злых, жестоких рук и по молитвам тысяч людей, стоявших двое суток на коленях у больницы, где шла операция, — явила на нём Своё чудо — выздоровление.

…Святой отец подходит к юноше. Он крепко берёт его за руку повыше локтя и — тяжело опускается перед ним на колени! Он прижимает свою седую голову к мускулистому предплечью и замирает в молитве.

Он молится…

И тут опять мы видим глаза. Это глаза блудного сына. Такие, наверно, видел Рембрант, когда решил не показывать их, повернул к нам спиной блудного сына на своей картине.

Тело Святого отца чуть заметно раскачивалось в такт молитве, и казалось заметным, как из его старой «разрушенной храмины» перетекал в больную душу убийцы здоровый, крепкий дух.

Молитва разрасталась… Две фигуры сливались всё больше и больше, их единый силуэт всё светлел и светлел, одежды отца становились всё белее и белее, пока белый яркий свет, перекрывая все естественные земные краски, не залил весь экран.

..............................................................

И потом мы видим этого юношу. Но он неузнаваем. Он говорит, жестикулирует. Восторженно! Он смеётся! И Папа Иоанн Павел II смеётся. И они беседуют светло и оживлённо.

Нет! Нет, это не о том, как Папа Римский помиловал своего убийцу. Это о том, как через святого человека, отдавшего себя Христу, Господь приходит к падшему преступнику и как Сила Христова преображает человека. И даже если оператор использовал какие-то обычные технические приёмы со светом, это ничего не меняет. То, что видим мы на экране земными глазами, должно открыться нашему духовному зрению.

Почему я рассказала это? Потому, что приняла Святого отца в свою жизнь. Я воспринимаю встречу с ним не одноразовым событием моей жизни. Она — длится. Она началась за столом у юного монаха, брата Ярослава.