Когда зацветут тюльпаны - страница 26

И вот однажды Горлан (это буровики его так прозвали) простудился. Сипит, кипятится — изо рта один шип да хрип какой-то. И чего он только ни делал со своим горлом, чтобы голос вернуть: и грелку ставил, и на чугун с горячей картошкой дышал, и водой с содой полоскал. Наберет в рот, запрокинет голову и — буль-буль-буль. Ничего не помогало.

Смотрела, смотрела на него жена и не вытерпела:

— Да сходил бы ты к врачу, что ли…

— Га, к врачу, — сипит в ответ. — А когда мне там в очереди стоять? Мне скважину добуривать надо, а ты — к врачу…

Рассердилась жена.

— Не хочешь? Ну, тогда я сама за тебя возьмусь, такой-сякой, подожди только до ужина.

И вот наступил вечер. Сидит Горлан за столом, сопит — проголодался за день, до ложки бы дорваться. Выходит из кухни жена с чашкой в руках, а в чашке горячее мясо — только из кастрюли достала. Поставила чашку на стол и мужу:

— А теперь давай лечить твое горло.

— Как?

— Очень просто. Вот кусочек мяса, — видишь?

— Га?

— Не гакай, слушай. Возьмешь этот кусочек, привяжешь к нему нитку, а потом…

— Нитку, га? Зачем?

— Не гакай… Привяжешь этот кусочек, положишь в рот и начнешь глотать, а нитку будешь держать в руке, чтобы мясо в горле осталось, не ушло в твою ненасытную утробу… Тебе ясно?

— Ясно, — сипит Горлан.

— Теперь слухай дальше, — продолжает жена. — Мясо горячее, ты будешь держать его за нитку в горле и будешь двигать его туда-сюда, вниз-вверх, чтобы, значит, горло пропарилось… Ты меня понял? Не гакай, начинай лечение… — и положила перед Горланом клубок суровых ниток.

Покрутил головой Горлан, да нечего делать — подчинился. Уж очень хотелось ему горло свое излечить… Привязал один конец нитки к кусочку мяса, другой намотал на палец и — в рот. Вот тут-то и началось! Бедный Горлан! Мясо стремилось проскочить туда, где ему и полагается быть, а Горлан за нитку тащит его обратно. Глаза у бедняги сделались большущими, по лицу пот течет, а из горла, где застрял кусок мяса, как из выхлопной трубы вырываются звуки, похожие на рыданье ишака… Слышали, как ишак кричит?.. Не выдержал такой пытки Горлан и отпустил нитку. Жена бросилась, чтоб схватить ее за конец, да поздно — моментально исчезла во рту Горлана…

Ребята хохотали, кашляя от дыма махорки, а Колька Перепелкин даже взвизгивал от восторга. Алексей с тайной радостью смотрел на их повеселевшие лица, губы у него вздрагивали, и он, не выдержав, начинал смеяться вместе со всеми… Заканчивался перерыв. Затушив окурки, они натягивали на руки промокшие, смерзшиеся рукавицы и опять приступали к работе.

…Алексей свободно вздохнул только тогда, когда была спущена колонна направления. Он устал: все-таки две смены не уходил с буровой. Ломило тело. Болели натруженные мускулы рук и ног. Глаза закрывались на ходу.

— Отдыхать всем до одного… Ужинать и спать, — сказал он окружившим его ребятам и направился от буровой к бараку.

Шли по тропинке гуськом. Под ногами звенел прохваченный морозом снег. По небу, черному и недосягаемо высокому, в беспорядке рассыпались большие, истекающие густыми лучами звезды. Молчали, а подходя к бараку, кто-то сказал:

— Ну и дорвусь я сейчас до тети Шуриного борща!

По голосу Алексей определил: «Клюев, батыр Альмухаметова. Ишь, то слова не вытянешь, а тут сам заговорил».

— И-их, братцы, — не проговорил, а прямо-таки простонал другой голос. — Граммов сто бы сейчас с устатку тяпнуть да в баньку! А потом задал бы я такого храповицкого — всему миру на удивление…

— Молчи, ты, совратитель душ праведных! Размечтался… Ишь, чего захотел — сто граммов ему… Губа — не дура…

— Го-го-го!

— А что, не помешало бы… Заработали честно.

— Интересно, — проворчал кто-то, вкладывая в свой осипший от усталости и мороза голос весь запас ехидства, — где бы вы, голубчики, соколики мои сизокрылые, взяли сто граммов здесь, в степи? А?..

Ему никто не ответил.

Легко сказать: дам за смену две нормы. Пусть ты даже знаешь, как этого добиться, но думаете добиться просто? Не тут-то было! Вчера Альмухаметов — вот хитрый шайтан! — опять на два метра обскакал Климова. И так каждый день: чем выше показатель у Климова, тем хитрей поблескивают раскосые глаза Ибрагима. И Климов уже знает: обставит! И не ошибался: Ибрагим опять был впереди. Климов сокрушенно крутил головой, хлопал Ибрагима по жесткой спине и урчал сердито и добродушно: