Колдун - страница 22

Впервые Белоусов был в центре внимания, впервые получил возможность оценить непосредственно, что значит, когда у человека есть стиль.

Через неделю он уже катил на юг от Москвы.

Прошло уже около полутора часов. Белоусов услышал, как официантка сказала буфетчице:

— Шестой стакан чая! С ума сойти. Казах какой-нибудь, что ли...

И та, усмехнувшись, тихо ответила:

— Ну что ты... Россия, сразу видно...

— Может, больной? Вон худой какой.

— Может.

— Приласкать охота, да? — Официантка улыбнулась. — Худой, больной... Свой! Эх, бабы-бабы...

— Что ты болтаешь? — с легким вздохом произнесла буфетчица и отвернулась. — «Свой»!..

Было как раз время, когда, казалось, шум и толкотня достигли апогея: дальше некуда. К Белоусову кто-то подсел, выпил водки, назвался машинистом тепловоза и начал путанно и амбициозно рассказывать об искусстве вождения тяжеловесных составов. Затем его сменил диспетчер, затем что-то уже вовсе нетипичное — железнодорожный «бич», которого прогнала официантка, затем два юнца, выпивших пива и убежавших на поезд. Все это проходило перед Белоусовым, как во сне; он не запомнил ни лиц, ни голосов, ни одежды — настолько основательной была его отключенность. Поэтому даже вздрогнул, когда услышал над собой:

— Надоели вам. Не дадут спокойно посидеть. — Буфетчица переставляла в витрине холодные закуски.

— Да, — машинально ответил он. — Но это ничего, не мешает. — И, ободрившись, выпрямился и улыбнулся: — Не мешает, сеньора! Вы закрываете в двенадцать?

— В двенадцать. Время еще есть.

— Безусловно. И чаю, я надеюсь, у вас для меня хватит, не так ли? — Он отчетливо и несколько более холодно, чем хотел бы, произносил слова, ему хотелось произвести впечатление солидного человека: пусть она не думает, что он какая-то сошка. — В таком случае, я позволю себе попросить вас налить мне еще стопку водки и еще чаю. Можно?

— Да-да, отдыхайте. — Она подала ему прямо через стойку. — Может быть, покушаете?

— Нет, спасибо.

«Денег осталось маловато, — подумал Белоусов. — Ну и что? Ну и дьявол с ними, с деньгами. И совсем неважно, много их или мало. В крайнем случае дам телеграмму». Редактор обещал «подбросить».

Ему стало жарко. Он повесил пиджак на спинку стула и улыбнулся буфетчице. И с этого момента, уже не стесняясь, то и дело встречался с ней взглядом и улыбался, и она отвечала ему. Это означало, что они уже знакомы, в их взглядах и улыбках просвечивало что-то доверчивое, дружеское, и Белоусову было приятно, что она так его выделила, отличила. Он слышал или читал, что бывают случаи, когда два совершенно чужих человека, обменявшись случайными взглядами, чувствуют вдруг невероятную близость, словно были знакомы давным-давно. Может быть, подумал он, это как раз тот случай. Сидение его приобрело смысл.

Белоусов был чувствителен к необычайным словам и фразам или же к обычным, но если они как-то особенно, непривычно звучали. Так произвела впечатление фраза «человек без стиля» — если бы она была произнесена обычно, то, скорее всего, он бы не обратил на нее внимания. Но в том-то и дело, что тот сотрудник произнес ее с особыми интонациями, потому что он рассчитывал на эффект (ну да, это было его стилем — вызывать эффект). И эффект не заставил себя ждать: жизнь Белоусова получила что-то вроде сейсмического толчка, по ней пошли волны, основания зашатались.

Необычно или в необычной обстановке сказанные слова и раньше обращали на себя внимание Белоусова, хотя и не так могуче, как реплика про стиль. По сути, он и сошел-то на этой станции из-за истерической тирады попутчика, который десять лет не был дома, «поузнавал жизнь», одумался и вот — возвращается, и его ждут жена и взрослая дочь. «Ждут! Понимают!» — повторял маленький взъерошенный и растерянный человечек, и Белоусову в какой-то момент показалось, что именно его самого ждут и понимают; он ощутил мгновенное желание увидеть эту встречу, присутствовать при ней. И только по чистой случайности перед глазами оказались эти шпалеры, ставшие вдруг тоже своего рода «неожиданной фразой» (как, впрочем, и колокол у входа), и о блудном отце и муже сразу же забылось. А потом прозвучало неслыханное слово «Арта», и Белоусова так приняли, выделили... Забылось и про парикмахерскую, и про гостиницу, и вообще про то, что он совсем один в чужом городе.