Колдун - страница 6

Однажды, когда мы с Ритой сидели на берегу, на камнях и смотрели закат, она сказала, что он воевал в этих местах. Странное дело: я как раз тоже думал о нем. Рита читала, время от времени взглядывая на заходящее солнце, я молчал, по привычке пытаясь сосредоточиться на сути перемен в моей жизни, и невольно вспоминалось про «формулу», про «надтреснутые души», и выплыл его образ. Мысли о нем скоро захватили меня целиком, каким-то непостижимым образом соотносясь с закатом, — я смотрел на закат и думал о нем, когда Рита вдруг произнесла:

— Он воевал в этих местах. — Она была во власти сильного, неумело сдерживаемого волнения, лицо напряглось, стало бледным, крепко сцепленные пальцы стискивали книжку. — Его очень тяжело ранило, обгорел... чуть не истек кровью. В госпитале еле выходили... Отняли ногу, она отгорела почти... А потом жена написала ему, что он, такой, ей не нужен... Как это страшно жестоко! — Глаза ее сверкали. — Как бесчеловечно, бездушно. Дико. Низко...

Солнце коснулось воды и начало быстро сплющиваться, затем вдруг оболочка его снизу порвалась и оно растеклось по горизонту тонкой оранжевой полосой.

— Он вышел из госпиталя и никуда не уехал. Остался. Навсегда. — Голос Риты постепенно остывал, становился задумчивым. — Сделался здешним человеком. Он говорит, что тут его вторая родина...

Все это никак не гармонировало с понятием «тургеневский уголок», расстаивало, путало меня. Жалость к нему смешивалась с досадой, что вот, именно он, а никто другой, он — уважаемый, авторитетный, ко всему здесь причастный — становится причиной диссонанса. И я постарался сказать как можно спокойнее:

— Что ж, он прижился, действительно стал своим. Вот — даже известным стал... Как-то, честное слово, не укладывается, что он цветовод. Что-то другое ему подходит... Что-то другое... Но что?

— Не любите вы его, — угрюмо произнесла Рита.

С этим я не хотел соглашаться.

— Нет, Рита. Не любить Николая Петровича мне не за что. Просто вы все — как бы свои, а он — сосед, то есть все-таки чужой.

— Он не чужой! Вы не знаете!

— Чего я не знаю?

— Он лечит бабушку!

— Он и врач? — удивился я.

— Нет. Он не врач. Но он лечит. — Рита быстро взглянула на меня и нервно поморщилась. — Возможно, вы не поймете.

— Не врач и лечит... Знахарь?

— Вот видите! Сразу и решили. Не знаете, а решили...

— Я не решил, а просто предположил. Логически ведь так вытекает. А бабушка разве болеет?

Рита помолчала, глядя на закат.

— Раз уж вы все равно у нас живете, то, конечно, рано или поздно узнаете... А может быть, вам тетя Анна уже рассказала?

— О болезни бабушки она не рассказывала, — осторожно ответил я, боясь каким-нибудь неуместным словом спугнуть ее доверчивость.

— Конечно, — со вздохом проговорила она, — бабушка очень старая. Но мы не хотим, чтобы она умирала. Мы все ее любим... Да ведь и совсем не обязательно умирать в таком возрасте. Вот врач говорит: «Предельный возраст». А почему он предельный? Люди живут и дольше. Да бабушка и не выглядит девяностодвухлетней, ей гораздо меньше дают — вы же сами видите! Какой же это предельный возраст?!

— Все зависит от того, как себя сохранил организм, — осведомленно сказал я. — Лев Толстой, например, считал, что нормально человек мог бы жить сто сорок, сто шестьдесят лет. А некоторые ученые доказывают, что и все двести.

— Ну вот видите! А этот врач тогда: «Биологическая энергия организма иссякает». Просто они не хотят со старыми возиться. Что им старые? Никакой пользы от них они не видят. А если разобраться, то без бабушки у нас было бы, может быть, все не так! Вы не знаете! А Николай Петрович знает! Потому и готов в любую минуту помочь.

— Не думал, что так надо бояться за бабушку, — не решаясь прямо спросить о болезни, пробормотал я.

Рита не заметила моей уловки и доверительно сказала:

— Понимаете, она засыпает.

— Засыпает?

— Да. Вот так, ни с того ни с сего. Наваливается вдруг какая-то ужасная сонливость, и она не может встать, не желает, никто не может ее поднять. А Николай Петрович может.

— Интересно...

— Это не интересно, а страшно. Если бы вы видели! И ясно, что слышит, и понимает все, а встать сил нет. Стонет так... Как будто напрягается подняться, а никак. В первый раз, пока вызвали врача, она уже совсем... В больницу тогда увезли, еле выходили. Это — три года назад. Потом было еще... А знаете, как отсюда до скорой помощи дозваниваться?! Кое-как вызовешь этого врача, дождешься, надеешься потом, а он... «Ни за что ручаться нельзя — возраст»... Вот так один раз и догадались Николая Петровича позвать. И хорошо сделали. И с тех пор уже врачей не вызываем. Уже три раза он вылечивал. Можно сказать, спасал...