Колесо над пропастью - страница 13
— Три новеньких поставили во дворе… — ответил Прилипала. — Микрофончики что надо. Но трубка — бронированная.
— Я надеюсь, нас это не смущает? — с улыбкой спросил Дирижер.
— Безусловно. Броня — не проблема, — сказал Прилипала. — Есть кое-что похлеще: первое — дворничиха неизвестно когда спит, второе — Ешану. Не поймешь, кто он: летчик в отставке или мильтон замаскированный.
— Гром, — жестко сказал Дирижер, — нужны трубки. Понял?
— «Трубки, трубки»! — отозвался Гром. — А где их наберешь, трубки?.. Вот у Ешану — картинги… Это — да!
Никушор, поеживаясь, прислушивался к необычному разговору.
— Любопытно, — усмехнулся Дирижер.
— Там такая машина… сроду не видал, — продолжал Гром. — Почему обязательно гитары?..
— А я музыку люблю, — светло улыбнулся Дирижер. — Музыкант! Для души… Смекаешь? Я тебе добра желаю, — он уперся длинным пальцем в грудь Грома. Затем, выхватив у него из-за пояса книгу «Автодело», бросил ее в кресло. Лорд не спеша поднял лапу и опустил на книгу. — И тебе добра желаю, — Дирижер указал на Прилипалу. — И ему, — он кивнул в сторону Никушора. — Что тебя ждет у нас? — обратился он к Ягану. — Жизнь, полная опасностей и приключений. Абсолютная свобода удовольствий! Хочешь такую жизнь? Смешно спрашивать — хочешь. И ты ее получишь. Слово Дирижера! Представляете?.. — Он сделал широкий жест. — Сцена. Публика. Овации!..
Он вскочил на стол и продолжал о чем-то горячо говорить, но Никушор уже ничего не слышал.
Затаив дыхание и зажмурив глаза, он видел себя на сцене. Выступает квартет в сияющих серебряных костюмах. Сверкают алые электрогитары. Это — Дирижер, Прилипала, Гром и, конечно же, он — Никушор Яган.
Звучит последний аккорд. Шквал аплодисментов. На сцену летят охапки желтых роз. И девочка — возможно, даже Челла — посылает ему воздушный поцелуй. В зале — отец и мать Никушора. Довольные, они наконец вместе. Громко аплодируют ему. Телевизионная камера с «пушкой»-объективом жадно следит за происходящим…
Никушор открыл глаза: кто-то энергично тряс его за плечо.
— Кстати, ты видел телефонные будки у своего дома? — спрашивал его Дирижер.
— Ну? — не сразу откликнулся Яган.
— Возьми кусачки… Дайте ему кусачки…
Прилипала услужливо подал кусачки.
— Трубку долой — и делу конец.
— Не могу, — неуверенно произнес Никушор.
— Как знаешь… Вообще-то каждый новый член вносит в ансамбль свой вступительный взнос… — Дирижер вдруг театрально развел руками. — А они мне говорят — романтика! Сцена! А сами стоят в углу, грызут орехи и больше ничего не надо… Струсил?
— Нет, — бросил Яган.
Дирижер осторожно, почти ласково его подтолкнул:
— Ну иди же, иди… Если ты не трус, конечно…
Никушор, зажав в руке кусачки, медленно пошел к лестнице.
ТАКСОФОННАЯ ТРУБКА
Был поздний вечер. Сильный ветер с дождем раскачивал и гнул верхушки деревьев. Где-то выл пес, и от этого воя у Никушора сжималось сердце. В телефонной будке он неуклюже, поминутно оглядываясь, возился с трубкой таксофона. Ветер швырял дождь о толстые стекла будки. Он разбивался и сбегал на землю ручьями слез.
Никушору было жарко. Пот заливал ему глаза, и он, почти ничего не видя, орудовал кусачками. Руки горели, сердце громко стучало, и Никушору казалось, что его слышит вся улица. Когда это кончится? Но провод был прочный, и Никушор до слез в глазах сжимал кусачки. Наконец трубка осталась в его руке. Он толкнул дверь. Выглянул в дождь. Ветер внес в будку охапку холодных струй. Голова Никушора стала мокрой. Волосы слиплись и лезли в глаза.
И вдруг резкий свисток разорвал шум дождя. Никушор невольно захлопнул дверь. Она на какую-то минуту отделила его от тревожного мира, где хлестал дождь, гулял ветер и бесновался свисток.
Хорошо бы сейчас опуститься на пол будки и закрыть глаза. И ни о чем не думать. Как хорошо! Никушор облизал пересохшие губы. Вот так же однажды он опустился на пол и облизал пересохшие губы, когда из ракетницы выпалил прямо в окно шестого этажа.
Случилось это еще на старой квартире. Накануне Никушор познакомился с симпатичной девчонкой. Звали ее Лина. Была она черненькой, кареглазой, длинноногой.
— Ты где живешь? — спросил ее Никушор.