Концессия - страница 17

— Злость рождает гениальные идеи — так формулировал я новооткрытый закон! В пасхальную ночь, в полную тьму, сырость и весенний разворот, на стене избы, как раз против церкви, натянули мы полотно и залегли. Может быть, все это было недостаточно серьезно, мальчишески не продумано и даже не политично? Наверное... Но что поделаешь... Что было, то было...

Ударил к заутрене колокол, начал сходиться народ. А мы рассекли темноту огненным потоком и... завертели. Они никогда не видели кино. Святой отец в полном пасхальном облачении с кадилом выскочил на паперть.

— Сорвали заутреню?

— Началась на два часа позже. На следующий день мы открыли митинг и великолепно говорили.

— И мирно обошлось?

— Я, по правде, ожидал боя. Но обошлось мирно. К вечеру я уже сделал парочку кадров. Попала на пленку и Верочка Гомонова. Соблазнил ее свет юпитера. Завязала со мной переписку. Переписывались целый год. Писала, что хочет в город, хочет учиться, да муж не пускает, грозит убить. Через год, вместо очередного письма, явилась во Владивосток сама. Браво, говорю. А как же святые книги, ад и раскаленная сковорода?

— Что поделать, — говорит. — Кабы любила, может быть, и осталась бы. А то ведь не люблю, девчонкой отдали ему. Не могу больше. Учиться хочу, жить хочу...

— Ну, коли так, ладно, согласен. Устрою вас на работу, а в свободное время буду учить.

Устроил на пуговичную фабрику. Потом привела ее судьба в рабфак. Сейчас на третьем курсе. А весной поехала на Камчатку, чтобы подработать и зимой спокойно заниматься... Эге, времени-то у меня больше нет... Прошу прощения...

Он приподнял шляпу и сбежал с тротуара.

Троян подошел к Амурскому заливу. Глубоко внизу, под утесами, в клешнях молов, лежала каботажная гавань — Ковш. Десятки грузовых и рыболовных шаланд и корейских джонок свернули паруса. По берегу сновала толпа. Торговки пирожками, яйцами, жареной и копченой рыбой, кренделями и пухлыми сахарными булочками конкурировали с китайцами, расположившими на переносных ящиках узорные пампушки с румяно-запеченными иероглифами пожеланий счастья всякому покупающему и съедающему, витые сладкие коричневые палицы, рис, обсыпанный пряностями, прозрачные, как лед, кисловатые конфеты и бобовые пряники. Вправо от гавани, по улицам и переулкам Хай Шэнь-вея, всюду чернела толпа. Она не походила на обычные торговые скопища.

Троян взглянул на великолепный оранжевый шар солнца, который брызнул целым каскадом огня, напоровшись на горный пик, и побежал вниз — в Хай Шэнь-вей.

Многочисленные лавки, лавочки и мастерские китайского города еще не закрылись. Правда, в шесть часов свистки милиционеров возвестили конец трудового дня, но если остальной Владивосток им и подчинялся, то Хай Шэнь-вей делал вид, что подчиняется. Только большие магазины на главных улицах для приличия прикрывали двери, и посетители должны были стучать, все же остальные, а также торгующие и ремесленничающие на открытом воздухе, в силу невозможности соблюсти это приличие, продолжали торговать и ремесленничать совершенно открыто.

Разносчики рыбы, зелено-алых сазанов, молочной плоской камбалы, жирной иваси, крабов, трепангов и осьминогов попрежнему сидели посреди улицы около своих круглых корзин.

Они мешали движению, но на это никто не обращал внимания.

Вдоль тротуаров на банках из-под керосина, превращенных в печки, стояли чугунные котлы, прикрытые тяжелыми деревянными крышками, выпускавшие тонкие хвосты пара. Тут отпускали желающим в маленькие мисочки белую, густую, мутную жидкость. В ней плавали внутренности рыб и животных, сдобренные перцем, луком, черемшой и сладкие на вкус.

В узких переулках под стенами домов расположились с лотками продавцы готового платья, деревянных острых густых гребней и крючков, которыми пользуются китайские парикмахеры для чистки ушей; рядом продавали бусы, открытки, папиросы, бобовые сахарные лепешки, рисовые пряники на меду и маленькие пирожки.

Здесь же сидели бродячие сапожники. Целый квартал занимали жестяники. Как и все ремесленники, они работали с раннего утра и до позднего вечера. В квартале стоял непрерывный грохот, и издали казалось, что по железным листам катятся тяжелые телеги.