Корабельная слободка - страница 11

Нахимов и Барановский всё еще стояли на мостике. Нахимов — в сдвинутой на затылок фуражке, с подзорной трубой, поднесенной к правому глазу.

— В случае встречи с неприятелем, даже превышающим нас в силах, я атакую его, — сказал Нахимов. — Я совершенно уверен, что каждый из нас исполнит свой долг и сделает свое дело.

Нахимов сунул подзорную трубу подмышку. Елисей Белянкин слышал, как молодо застучали ноги пятидесятилетнего адмирала по крутой лестнице. Вскоре мимо Белянкина промчался в адмиральскую каюту юнга Филохненко с чайником и сухарями.

«Когда только отдыхает? — нежно подумал Белянкин о любимом матросами адмирале. — День-деньской на мостике; глядь — и в ночь на мостик норовит».

В это время рупор вахтенного[10] офицера покрыл кипение волн и барабанную дробь усилившегося дождя:

— Вперед смотреть!

— Е-эсть, смотри-им! — откликнулся сверху марсовой.

Впереди попрежнему под свинцовым небом толклись большие свинцовые волны. Позади за «Императрицей Марией» шли один за другим остальные пять кораблей и оба фрегата. Прошло несколько минут, и тот же голос звонко выкрикнул:

— Впереди корабль в море!

На мостике ударили в колокол. Из адмиральской каюты показался Нахимов. Он быстро шел по палубе, застегивая на ходу сюртук. Неожиданно рванул шквалистый ветер и сразу взъерошил волосы на висках у адмирала, но хлынувший проливной дождь снова пригладил их словно щеткой.

Впереди были только клочья тумана; мгновение — и там скользнула какая-то тень. Она стала быстро расти и шириться… Зигзаг молнии разорвал черную, низкую тучу, и огромный косой парус на большой шаланде бросился в глаза всем, кто пытался с верхней палубы «Императрицы Марии» что-то разглядеть на тусклой поверхности вздыбленного моря.

— Капитана шаланды взять на корабль, — сказал Нахимов уже очутившемуся подле него Барановскому.

— По местам! — крикнул Барановский.

Свистела боцманская дудка; топали по палубам ноги; сигнальная пушчонка ударила на корме… Елисей Белянкин, стоя на вахте у своей «Никитишны», видел, как отвалила от шаланды шлюпка и с каким трудом выгребали на ней матросы, пока не вышли на ту сторону, в которую дул ветер. И полетела тогда шлюпка, как чайка морская, взлетая по гребням волн и низвергаясь с волны вниз, зарываясь носом в воду. Вблизи корабля шлюпка вылавировала, подошла к корме и подтянулась к веревочной лестнице. Быстро и ловко поднялись из шлюпки на палубу корабля три человека. Елисею особенно запомнился один — высокий черноусый грек с шаланды, в короткой, расшитой золотом куртке под мокрым расстегнутым дождевиком. За поясом у черноусого торчали пистолеты с серебряной насечкой на рукоятках, и он молодцевато выступал по палубе; а следом за ним шли два матроса, тоже с шаланды, с двухведерными бочонками на головах. От всех от них пахло свежей рыбой и старым вином. Рыбой — потому что все они были рыбаками; а вином — потому что оно поплескивало у них в бочонках, и они несли его в подарок русскому адмиралу.

Греков — обоих матросов и капитана — всех троих проводили в адмиральскую каюту. У черноусого вспыхнул в глазах веселый огонек, когда он заметил на груди у адмирала, рядом с русским георгиевским крестом, греческий орден Спасителя, орден борьбы за освобождение Греции от власти турок.

Павел Степанович Нахимов и командир «Императрицы Марии» Барановский потчевали гостей обедом. В бочонках, доставленных греками на корабль, было чудесное хиосское вино, выдержанное, ароматное и густое. Оно было розлито в большие граненые стаканы, и все пили за русский флаг и за греческую независимость, за освобождение всех греков от страшного турецкого ига. И долго потом хозяева и гости говорили на каком-то чужестранном наречии, так что прислуживавшему за столом юнге Филохненке ничего нельзя было понять. Он нарочно мешкал в каюте, перебирая тарелки и чайники, и слышал одно многократно повторяемое слово: «Синоп» да «Синоп». Нахимов спрашивал, а черноусый грек обстоятельно объяснял, потом чертил что-то карандашом на клочке бумаги — флажки и кораблики — и все говорил, говорил, говорил…

— Не иначе, ваше благородие, как идти нам в Синоп, — бросил юнга лейтенанту Лукашевичу, прошмыгнув мимо него по палубе с целой горой тарелок.