«Короли» снимают табель - страница 31

Но беспокоит другое: произойдет ли переворот в душе поселенцев, изменится ли моральный облик поселенцев Нового Парижа? Ведь от этого зависит, станет ли потом Люда Ткаченко снимать свой рабочий табель или снова превратится в «королеву Марго с Приморского бульвара». И если говорить начистоту, как раз в моральном облике поселенцев есть еще очень много наносного, грязного, что тяжелым балластом лежит на их душах. Возможно, на таких, как Лычкина, лучше подействовал бы более строгий режим. Может быть, и перевоспитанием злостной нарушительницы трудового распорядка Воробьевой следовало заняться в условиях трудовой воспитательной колонии. Но помочь Люде вылезти из пестрых лоскутьев убогой королевы уличных подонков можно было бы и здесь.

Естественно, что, будучи сама «тунеядкой», я не имела возможности поговорить обо всем этом ни с директором, ни с парторгом. Впрочем, я на себе ощутила занятую ими в корне неверную позицию этакого презрительного, сверху вниз, взгляда на высланных. Возможно, конечно, что, когда в село привезли «новоселов», они показались не очень-то желанными гостями, все эти спекулянтки, дармоедки, самогонщицы и пьянчужки. Но ведь приехали они в Новый Париж не для того, чтобы гнать самогонку или спекулировать кофточками. Их ведь привезли сюда работать, и работать не где-нибудь, а на полях совхоза «Первомайский», на его животноводческих фермах. Работать и жить бок о бок с другими совхозными рабочими, питаться с ними в одной столовой и смотреть кино в одном и том же клубе. Вот бы и надо всем вместе: и коменданту, и совхозному руководству, и общественности заняться одним общим делом: перевоспитанием. Помнится, очень хорошо сказала баба Киля: «Одна головешка и в печке гаснет, а две и в поле горят!»

И вот мы опять в поезде. Капитан Голько вытаскивает из чемоданчика учебники: он, оказывается, учится на пятом курсе автодорожного техникума.

— Ox, — хватается капитан за голову, — у меня же экзамен на носу. Очень прошу вас — погоняйте меня по билетам.

— С огромным удовольствием. Наконец-то мне удастся взять реванш за все, — говорю я. — Теперь только держитесь, — и я принимаюсь читать билеты, подыскивая вопрос потруднее.

— А ну-ка, уважаемый товарищ Голько, расскажите, пожалуйста, что вы знаете о технологическом процессе правки шатуна? — строго спрашиваю я по билету номер семь.

И Голько, собравшись с мыслями, отвечает, что шатун правится усилием мастера, поворотом и промеряется шаблоном. А я по ассоциации думаю о том, что «шатуны» вроде тех, что остались в совхозе «Первомайском», правятся тоже усилием мастера и поворотом. С той только разницей, что человеческие характеры не поддаются никакому шаблону.

Начальник Управления охраны общественного порядка от души посмеялся над злоключениями «тунеядки» Галкиной.

— Что ж, об одном поселении вы теперь, пожалуй, имеете представление. А мы тут сделали некоторые цифровые обобщения. И знаете, что они показали? Тунеядцы в большинстве своем молоды и, следовательно, вполне трудоспособны, большинство из них — пьяницы. Но цифры цифрами, — говорит генерал, однако «для полноты картины» советует мне съездить еще в одно поселение, на этот раз к тунеядцам мужского пола.

Я охотно соглашаюсь: почему бы не проследить за какой-нибудь искалеченной судьбой с самого начала? С того момента, когда дело тунеядца поступило в суд?..

Секретарь суда удивленно вскинула брови.

— Вы хотите слушать дело Тенькина? Но ведь это самое обычное, ничем не примечательное дело. Заурядный случай.

— Спасибо, — благодарю я. — Так вы говорите, оно слушается во вторник?

Секретарша недоуменно пожимает плечами, но я-то знаю, что мне нужно именно такое, самое обычное, ничем не примечательное дело, совсем заурядный случай.

В назначенный день прихожу в зал заседаний одного из народных судов города. Прихожу как раз вовремя — на скамье подсудимых уже сидит широкоплечий детина в черном свитере. Места за судейским столом еще пустуют.