Костёр в сосновом бору - страница 17

Он вбежал в комнату. Лисогонов стоял пошатываясь и икал. А глаза у него были сонные и какие-то мутные.

— У меня огурец сладкий, — кричит Митька. — Пошли в ванную, помоемся, рот пополощем.

— Ага, — говорит Гошка. — Что я говорил? Насквозь! Обкормил меня своим паршивым вареньем!

— Зачем же ты его ел?

— Зачем, зачем! Как же не есть, если угощают. И теперь я сладкий на всю жизнь! Зачем только в гости к тебе пришёл!

Фикус плавал в ванной на боку, а вода всё лилась и лилась тугим жгутиком. Митька закрутил кран. Лисогонов в очередной раз икнул и плюнул в воду.

— Ты в ванну не плюй! Она океан, — говорит Митька.

— Океан, океан! Я б тебе показал океан, не будь я гостем! Нарочно обкормил меня.

— Это я бы тебе показал! Жалко, что ты гость!

— А ну покажи!

— И покажу!

Только Митька приготовился пустить в дело свой знаменитый аперхук, как вдруг снова звонок трезвонит. Митька побежал отворять и увидел маму с папой.

— Ты чего это на цепочку закрываешься? — спрашивает мама. — В дом не попасть.

— А вы уже насовсем вернулись?

— Нет, — говорит папа. — Мы подарок забыли. Сейчас уйдём.

— Слушай, папа, — шепчет Митька, — там у меня в ванной Лисогонов сидит. Мы немножко варенья съели, и теперь мы сладкие.

— Вывозились в варенье?

— Да нет же! Мы насквозь сладкие! Для меня солёный огурец и тот сладкий. И руки у меня сладкие и всё-всё!

Тут вдруг выбежала в прихожую мама с банкой в руках.

— Михаил, — кричит, — какой ужас! Они объелись! Целую трёхлитровую банку варенья почти целиком съели! У них будет заворот кишок!

Папа побежал в ванную и вынес Лисогонова. Гошка свесил голову и икал, не переставая, в очень быстром темпе.

— Я леденец, — бормочет, — нет, я лучше шоколадный. Это он, Митька, леденец.

— Тихо, — говорит папа. — И ты, мать, не плачь. Живы будут эти леденцы. Дай им английской соли побольше. Разведи в тёплой воде. А я сейчас «скорую помощь» вызову.

А Митька подумал, что, видно, очень скверная штука заворот кишок, раз мама плачет и «скорую помощь» вызывают. И наверное, у него уже начинается этот самый заворот, потому что чувство такое, будто в живот булыжник положили. Он сидел на диване рядом с Лисогоновым и старался к нему не прикасаться. Чтоб не слипнуться.

Прибежала мама, принесла две кружки английской соли.

— Пейте немедленно, — говорит, — а то помрёте.

Ого как не хотел помирать Лисогонов! Ого как вцепился в кружку, даже расплескал немножко! Митьке тоже не хотелось умирать, у него ещё всяческих дел на земле было полным-полно. И жалко губить свою молодую жизнь зазря.

Он стал пить большими глотками. И сначала было сладко, потом горьковато, а после так горько, что слёзы из глаз покатились.

Митька тогда впервые понял, как это «плакать горькими слезами».

Затем приехал доктор. Кругленький такой, быстрый.

Он как мячик катался по квартире и смеялся, будто рассыпал стеклянный горох.

Сказал, что лечат объедал-сладкоежек правильно, и всё удивлялся, разглядывая банку.

— Это надо же! — говорит. — Три литра! Это, товарищи, достижение в планетарном масштабе! Это уметь надо. До чего способные дети пошли!

Взял Лисогонова за руку, пощупал пульс.

— Беги домой, — говорит, — только маму предупреди, что английскую соль пил, чтоб не пугалась.

И всё головой качал.

И Лисогонов пошёл к двери, потом оглянулся и говорит Митьке:

— Ты, — говорит, — Огородников, приходи ко мне в гости. Завтра или лучше послезавтра. Я тебя угощать стану. Солёными грибами. Только английскую соль с собой возьми, не забудь.

Кто-то голубя убил. Какой-то совсем уж нехороший человек.

— Какой-то негодяй, — говорит Вика Дробот, — какой-то, можно сказать, подлый негодяй!

— Практически негодяйский подлец даже, — говорит Мишка Хитров и стискивает зубы от нахлынувшего на него благородного возмущения.

И надо же было такому случиться именно в этот день!

Закончилась третья четверть, каникулы начались. Второй день весенних каникул, но снег ещё не сошёл и здорово подмораживало — хоть на коньках бегай, хоть на лыжах.

Но почему-то ничего этого делать не хотелось, а хотелось просто так бродить и разговаривать.

Вторая звёздочка в полном составе слонялась по пришкольному саду и не знала, куда приложить свою энергию.