Крах советской модели экономики - страница 9

стр.

социальный расизм, который истинная наука не признаёт.

Таким образом, теория классов и классовой борьбы в марксизме – это примитивная и

бессодержательная позиция. Собственники и неимущие были всегда и всегда

сосуществовали и договаривались между собой. И совсем необязательно, что если

неимущие приходят к власти, то хозяйство и государственное устройство страны начинают

работать лучше, чем прежде. Всегда и везде существуют руководители и исполнители. И

хороший эффективный руководитель – это, прежде всего, профессионал, авторитетная

личность. Кстати, рабочий класс, по определению, – это класс не руководителей, а

исполнителей.

Следующий вопрос марксистской экономической теории, который не подтвердился

жизнью, – это вопрос об измерении труда. Объективный процесс развития рынка, товарно-

денежных отношений, против чего так неистово выступал марксизм, развитие цивилизации

вывели человечество на дорогу к нормальной, обеспеченной и защищённой законом жизни.

А разница в оплате труда зависит не только от затрат труда, но и от полезности

создаваемого продукта, соотношения между спросом и предложением на него. Именно

поэтому доходы популярных артистических звёзд, композиторов, писателей, художников и

т.д. порой намного превышают прибыли капиталистов. И российские большевики-ленинцы, советские чекисты, матросы и красногвардейцы просто не могли понять, что Шаляпин, Рахманинов, Бунин и другие гении русской культуры попросту уникальны и

невоспроизводимы и поэтому заработанные ими миллионы, недвижимость и т.д. они имели

не по закону эксплуатации, а по закону рынка, спроса и предложения, т.е. вполне

заслуженно. И распространив на них практику пайкового распределения, мы лишились их

навсегда.

В процессе строительства после октябрьского переворота 1917 г. реального

социализма мы создали антидемократическое общество с монополией одной партии, абсолютной властью одного человека, а большинство населения, именно тех, “кто был

ничем”, не только оставили с “ничем”, но и поставили в ещё худшее положение. Прежние

мелкие собственники (крестьяне, кустари, лавочники и пр.) не только потеряли свою

собственность – гарантию честного и свободного труда, но и даже те ограниченные права

участия в забастовках, митингах, чтения газет разных направлений и др., которые они имели

до революции. Они потеряли право на свободу вероисповедания, на свободу передвижения

и т.д. Получили же они право на подневольный, принудительный и малопродуктивный труд.

Получили право на образование, которое оказалось в рамках тоталитарного режима и было

в значительной мере идеологизировано. Получили право на бесплатное лечение, которое, как правило, было плохим.

Но главная цель и смысл октябрьского переворота оказались в другом.

Незначительная часть общества, его ничтожное меньшинство, получила необъятную власть

и “стала всем”. Монополия одной партии по существу привела к формированию в стране

эксплуататорского класса особого рода, гнёт которого оказался намного сильнее того гнёта, который большевики приписывали буржуазии в капиталистических странах.


Здесь можно провести прямую параллель с фашизмом, возникшим сначала в Италии

в начале 20-х годов, затем в Германии в начале 30-х годов. Фашисты также отбирали

элитный общественный слой, из которого формировалась монопольная партия, они также

противопоставляли друг другу разные слои общества и на самый верх последнего посадили

своего вождя, или фюрера, располагавшего безграничной властью. Ни о какой народности

или демократичности такого общества речь идти не может. Однако в отличие от

большевиков фашисты не уничтожали свой собственный народ, не ликвидировали

полностью частную собственность, рынок и предпринимательство. Но в главном у них было

много общего: люмпенизированная социальная база, поддержка рабочего класса и железная

диктатура. Недаром в Италии и Германии фашисты и коммунисты имели практически один