Красная биология - страница 40
.
Кто после таких громких деклараций мог недооценить Трофима Денисовича, если он исправил ошибки, допущенные самим Дарвиным, поднялся выше Дарвина.
Вместе с тем никаких данных экспериментального изучения фантастического перехода одного вида в другой в докладе не приводилось. Лысенко просто заверил слушателей, что
«…путем перевоспитания… после двух-трех-четырех-летнего осеннего посева (необходимого для превращения ярового в озимое)… твердая 28-хромосомная пшеница превращается в различные разновидности мягкой 42-хромосом ной пшеницы, причем переходных форм между видами… мы при этом не находим. Превращение одного вида в другой происходит скачкообразно»>95.
Разговоры о превращении озимой пшеницы в яровую он вел еще в 1936 году, поучая великого биолога Николая Ивановича Вавилова, что-де он, Вавилов, проморгал выдающееся открытие, не заинтересовавшись таким переходом. Но теперь старая идея обрела совсем уж диковинные очертания. «Превращения» видов друг в друга, как оказалось, запросто происходят в Армении, где вроде бы имеются особые условия, способствующие таким переходам. Наслушавшись речей Лысенко, некто М. Г. Туманян еще в 1941 году сообщил в лысенковском журнале «Яровизация»>96 о превращении твердой пшеницы в мягкую. По его описаниям, завозимая из Грузии твердая пшеница Татух превращалась за несколько лет культивирования в Армении в мягкую пшеницу Гюльгяни.
Семь лет это «выдающееся открытие» оставалось без должного к нему внимания, как вдруг, словно по команде, во многих контролируемых лысенкоистами журналах были опубликованы статьи об аналогичных чудесах. Первым «подтвердил» Туманяна В. К. Карапетян>97. Именно на него ссылался Лысенко в своем докладе на Августовской сессии ВАСХНИЛ, когда говорил о превращении одного вида пшеницы в другой вид.
В. К. Карапетян пришел к такому заключению, работая под непосредственным началом Лысенко в Горках Ленинских под Москвой с 1944 по 1947 год. Научное описание его экспериментов так никогда и не было опубликовано (из статей Карапетяна, в том числе и из той статьи, которая была опубликована в «Агробиологии» и которую и Карапетян и Лысенко постоянно упоминали как главную научную работу, ничего понять было нельзя). Получалось, что лысенкоисты просто констатировали факт превращения, при этом даже отсутствовало ботаническое описание свойств растений нового вида.
Однако именно эти умозаключения, как сам Лысенко признался в 1950 году>98, были положены в основу тезиса о доказанности перехода «скачком» одного вида в другой в его докладе на Августовской сессии.
Зачем же Лысенко понадобилось говорить о «превращении видов друг в друга»?
Его новая идея имела первопричиной, конечно, отнюдь не задачу творческого развития дарвинизма, а сугубо практическую цель. Хотя сам Лысенко этого не афишировал, некоторые из его особо рьяных адептов нажимали на то, что новая «теории» поможет объяснить причину массового распространения сорняков в посевах культурных растений.
Почему вдруг проблема сорняков приобрела такое важное значение для лысенкоистов? Дело в том, что одним из последствий их многолетнего засилья в сельском хозяйстве стала анархия в семеноводстве. Научные принципы репродукции чистосортного материала были отвергнуты. Вместо этого получили распространение приемы, приводившие к засорению. Ничего иного и не могло следовать из попыток Лысенко и Долгушина[13] увеличить продуктивность сортов путем принудительного переопыления (того, что И. И. Презент назвал «браком по любви»). Лысенко часто ссылался на опыты А. А. Авакяна, проведенные еще в 1937 году, как на научные доказательства перспективности этих методов>99. Но уже в 1938 году ошибочность этого заключения была отмечена известным селекционером академиком В. Я. Юрьевым>100. Несмотря на это (так же как на возражения многих других ученых — П. Н. Константинова, А. П. Шехурдина и др.), переопыление приказным путем внедрили в практику, открыв дорогу порче сортов, а отмена скрупулезного контроля за качеством семенного материала привела к распространению сорняков в колоссальных масштабах.