Красная дюжина. Крах СССР: они были против - страница 11
А в 68-м году на секретариате и Политбюро ЦК КПСС меня утверждают председателем Комитета молодежных организаций СССР. КМО всю жизнь занимался международными связями комсомола, и то, что назначили меня, было на первый взгляд весьма удивительно, если иметь в виду, что в ту пору Горький оставался городом закрытым, куда иностранцев ни под'каким соусом не допускали. Словом, опыт общения с этой публикой у меня был практически нулевой. Думаю, это обстоятельство и сыграло решающую роль. Тогда в ЦК ВЛКСМ и КМО разгорелся скандал, связанный с какими-то взятками, воровством. Очевидно, потребовался новый человек — со стороны, незапятнанный. Вот меня, как комиссара в кожанке, и бросили на комитет.
Пришлось начинать с азов, приехал-то я из Горького лопух лопухом. Пахал, как негр, во все вникал, во все дырки лез. Ничего, потихоньку освоился, мир объездил, даже кандидатскую диссертацию написал.
— Поди, из загранкомандировок не вылезали?
— Пришлось помотаться, хотя к этим вояжам я всегда относился без восторга. В Москве чувствовал себя комфортнее.
— Долго вы просидели в КМО?
— Двенадцать лет. До 1980 года.
— Погодите, Геннадий Иванович, дайте соображу: это до какого же возраста вы задрав штаны бежали за комсомолом?
— Стыдно сказать, дорогой мой. Из ЦК ВЛКСМ я ушел, когда мне уже стукнуло 43 года. Я к тому моменту успел стать подпольным дедом, внуку исполнилось два года… С некоторых пор я заметил, что в КМО под меня начали активно подкапываться. С одной стороны, мой возраст, а с другой — старательно двигали наверх Игоря Щелокова, сына министра внутренних дел. Подготавливали местечко для любимого дитяти, ну и мне всякие предложения делали.
— Например?
— Сватали на генеральские должности в МВД, потом хотели направить секретарем парткома в посольство в Чехословакии. Я отказался. Я не военный, поэтому погоны мне ни к чему. И за границей я больше трех дней находиться не могу, домой тянет. Характер такой!
Короче, в 80-м году я оказался в кресле зампреда Союза советских обществ дружбы. Отвечал за связи с Японией, США, Канадой, странами Юго-Восточной Азии. Интересный регион.
В 86-м году тогдашний председатель ВЦСПС Шалаев позвал меня к себе. Все было нормально, пока до секретариата ЦК КПСС дело не дошло. Там Егору Кузьмичу Лигачеву чем-то моя анкета не понравилась, комсомольское прошлое его смутило. Только со второго раза попал я в профсоюзы. Так тогда ни с одним из живых портретов — членов ПБ — мне и не удалось пообщаться.
К XXVIII съезду КПСС я уже был председателем ВЦСПС. Накануне съезда вызывает меня к себе Горбачев и говорит: «Мы посоветовались и решили, что пора тебе попробовать себя в Политбюро. Выбирай, какие вопросы вести будешь». Меня еще тогда подобный подход удивил: как это «выбирай»? А Гэрбачев продолжает: «За идеологию возьмешься?» Я наотрез отказался. И за социальные вопросы браться не стал. Я всю жизнь занимался международной проблематикой, если уж переходить в ЦК, то для того, чтобы делать свое дело.
Михаил Сергеевич поразительно легко согласился с моим предложением. Тогда специально для меня и придумали вариант с двумя кураторами международной тематики, что, на мой взгляд, являлось совершенно излишним. Из всего этого я сделал вывод, что меня просто обкатывают.
— А с Горбачевым когда вы познакомились?
— Только в марте 89-го, накануне I съезда народных депутатов СССР. Была встреча московской делегации с Михаилом Сергеевичем. Часть агрессивно настроенных депутатов-демократов решила дать тогда Горбачеву первый бой. Выступали очень жестко — и Сахаров, и Гдлян, и Афанасьев, и другие. Михаил Сергеевич занервничал, возбудился и бросил в запальчивости в зал: «Выходит, все собравшиеся здесь против меня настроены? Другим возразить нечего?» Сказано это было в запальчивости, но в аудитории повисла недобрая тишина. У меня же натура такая: не могу подобно Премудрому пискарю отсиживаться и молчать, если что-то не по мне. Короче, я полез за Горбачева драться.
— Михал Сергеевич вас и приметил?
— Надо думать. В тот раз у него других защитников не было.